Под собою ног не чую,
И качается земля.
Третий месяц я бичую,
Так как списан подчистую
С китобоя-корабля.
Ну, а так как я бичую —
Беспартийный, не еврей, —
Я на лестницах ночую,
Где тепло от батарей.
Это жизнь — живи и грейся!
Хрен вам, пуля и петля!
Пью, бывает, хочь залейся, —
Кореша приходят с рейса
И гуляют от рубля.
Руль не деньги, руль — бумажка,
Экономить — тяжкий грех.
Ах, душа моя — тельняшка
В сорок полос, семь прорех.
Но послал Господь удачу, —
Заработал свечку оц,
Увидав, как горько плачу,
Он сказал: «Валяй на Вачу,
Торопись, пока сезон».
Что такое эта Вача,
Разузнал я у бича —
Он на Вачу ехал плача,
Возвращался — хохоча.
Вача — это речка с мелью
В глубине сибирских руд.
Вача — это дом с постелью,
Там стараются артелью,
Много золота берут.
Как вербованный ишачу,
Не ханыжу, не торчу.
Взял билет, лечу на Вачу,
Прилечу — похохочу.
Нету золота богаче —
Люди знают, им видней!..
В общем, так или иначе,
Заработал я на Ваче
Сто семнадцать трудодней.
Подсчитали — отобрали
За еду, туда-сюда,
Но четыре тыщи дали
Под расчет — вот это да!
Рассовал я их в карманы,
Где и руль не ночевал,
И поехал в жарки страны,
Где кафе да рестораны, —
Позабыть, как бичевал.
Выпью — там такая чача! —
За советчика-бича.
Я на Вачу ехал плача,
Возвращаюсь хохоча.
Проводник в преддверье пьянки
Извертелся на пупе,
То же и официантки,
А на первом полустанке
Села женщина в купе.
Может, вам она — как кляча,
Мне — так просто в самый раз!
Я на Вачу ехал плача,
Возвращаюсь веселясь.
То да се, да трали-вали, —
Как узнала про рубли,
Слово по слову у Вали —
Сотни по столу шныряли,
С Валей вместе и сошли.
С нею вышла незадача,
Я и это залечу,
Я на Вачу ехал плача,
Возвращаюсь — хохочу.
Суток пять как просквозило.
Море вот оно — стоит.
У меня что было — сплыло,
Проводник воротит рыло
И за водкой не бежит.
Руль последний в Сочи трачу—
Телеграмму накатал:
«Шлите денег — отбатрачу,
Я их все прохохотал».
Где вы, где вы рассыпные?
Хоть ругайся, хоть кричи.
Снова ваш я, дорогие —
Магаданские, родные —
Незабвенные бичи!
Мимо носа носят чачу,
Мимо рота — алычу…
Я на Вачу еду — плачу,
Над собою хохочу.
Рязанов. Как проходили его выступления у вас на прииске?
Туманов. Между Бодайбо и Иркутском авиационные рейсы. И вот ребята узнали, что приехал Высоцкий.
Летчики, командиры самолетов взяли и отложили рейсы.
Можете представить, что там потом их ожидало? Три самолета вылетели с опозданием на три часа.
Рязанов. Уже после концерта?
Туманов. После. Рейсы отложили! Самолеты, правда, небольшие — «Ан-24». Но все-таки… Вот его популярность…
Тем временем подошли Всеволод Абдулов и Станислав Говорухин. Расположились на знакомой им кухне, в той же обстановке, только хозяина не было среди них.
Говорухин. Для Володи общение с людьми было как форточка в мир. Он с жадностью слушал все новое, что приносили сюда люди. Вот, скажем, Вадим Иванович Туманов, человек исключительно сложной, редкой судьбы. Так Володя, используя его жизненные наблюдения, «выжимал» у него сведения в течение нескольких лет.
Рязанов. Володя, значит, очень много времени проводил в разговорах?
Говорухин. Практически каждый день. Он бежал, торопился, спешил… Как бы он ни был занят — спектакль вечерний, может быть, после него где-то концерт, может быть, даже на выезде, — все равно здесь всегда уже ночью шея разговор, без выпивки, просто разговор обо всем, ну обо всем. Просто так собирались, и тот, кто мог сюда зайти без приглашения, и тот, кто был приглашен; и начинался разговор, который, как правило, заканчивался в четыре, а то там и в пять часов утра. И после того, когда все расходились, он все-таки шел к своему письменному столу… Стол, который когда-то принадлежал Таирову, чем он очень гордился… Он шея к столу и на рассвете, как бы рано завтра ни надо было вставать, все-таки садился и сочинял стихи. Будучи сам удивительно интересным рассказчиком, мог часами слушать.