— Нас тут совершенно точно не хотят видеть. Капитан Категоричность идет по нашему следу.
Парень махнул рукой:
— Перетопчется. Он же сам сказал: «Заморачиваться сличением временных линий, склеивать в уме сюжетные линии и персонажей вообще неохота.» А чтобы вычислить, где мы в следующий раз появимся, много чего сопоставлять надо.
— А сейчас ты скажешь, что и у него есть хорошие свойства.
— Конечно. Чем хорош канон? В нем — как в привычном обжитом доме. Все на своих местах. Можно любую вещь взять, не глядя.
Девушка повозилась, устраивая голову на плече собеседника. Пробормотала в самое ухо:
— Что же нам не жилось? В четырех стенах не спалось? Что нас выгнало в ночь по высокой волне?
— Лично мне просто интересно. А у кого-то дом обжит и привычен — только пуст и нетоплен. Кому-то начальник приказал. Кого-то выжили родственники. И так далее.
— Так почему было не взять ее с нами? Неужели с нами ей было бы плохо?
— Что страшнее: заблудиться в порту? Или уплыть с кораблем неведомо куда?
Парень опять переложил вожжи.
— Мы же оставили ее не в диком лесу без помощи, и не на руинах — в городе. Сдали на руки людям, которые ей помогут, — запыхтел сердито:
— Один приговор от «Свидетелей Канона» у нас уже имеется. А приговоры не драгоценные камни, чтобы собирать их и потом у камина любоваться.
— Но ты хотя бы переводчик ей дал?
— Самый большой, самый лучший кристалл. Правда, всего на один язык.
— А что это было за учреждение? Городская управа?
— Нет. Это учреждение по поиску потерявшихся людей.
«Учреждение / управление / заведение для / ради поиску потерявшихся людей» — так перевел вывеску кристалл. Вывеска выглядела внушительно и впечатляла всех входящих; ее впечатлила также.
Под вывеской ореховая тяжелая дверь — сопровождающая гостеприимно распахнула створку и улыбнулась.
Делать было нечего — пришлось войти.
За дверью, впрочем, оказался небольшой вестибюль — светлый, сводчатый, нестрашный. Напоминающий Академию — там, дома.
Женщина-сопровождающая пригласила в следующую дверь, за которой уже открылся просторный светлый кабинет — величиной с учебный класс. Почти пустой — лишь посередине, под роскошной люстрой из миллиона хрустальных подвесок, размещался широкий, низкий стол правильной круглой формы. Во главе стола сидел седой, краснолицый мужчина в аккуратной одежде с разными нашивками; она легко поняла, что это военный. Слева от него помещался мужчина помоложе, черноволосый, в строгом черном костюме из великолепной ткани, прекрасно пошитом — но непристойно раскрытым под горлом, показывающим белоснежную рубашку на пуговках. Причем по крою отложного воротника становилось понятно, что это не небрежность — а местная мода. Женщина-сопровождающая носила точно такой же камзол, срезанный в никуда; и точно так же белую рубашку. Вместо юбки — брюки, которые, впрочем, для женщин тоже дозволены — но лишь на королевской службе, да на охоте. Брюки и обувь сидящих мужчин заслоняла серая столешница, у женщины брюки были короткие: выше мягких туфелек то и дело проскальзывала полоска кожи.
Женщина отодвинула стул — вполне обыкновенный, деревянный, хорошо подходящий к ее росту. Показала жестом — садись. И сама устроилась рядом, справа. Тут Военный и Щеголь согласно что-то сказали. Камень послушно перевел:
— Приветствовать. Здравствовать.
С каждым впитанным словом чужого языка камень переводил все лучше. Под конец короткой беседы никаких шероховатостей перевода уже не было. А началась беседа с обычного представления. Военный назвался — словно простуженный пес чихнул. Щеголь курлыкнул осенним аистом. Охотница прозвенела спущенной тетивой.
— Луиза Франсуаза де ла Вальер, — назвалась она в ответ. Трое хозяев стола завертели головами.
— Наверное, какая-то французская республика… — сказал Военный.
— Или там очередная новая, — задумался Щеголь. — Наподобие басков или там шонзейцев.
— Ага, — охотница посмотрела на гостью с неподдельным сочувствием. — Как же ты, девочка, добралась? Там же сплошная мясорубка. «Волки Мартелла», неофашисты, ретрокоммунисты…
Щеголь извлек чародейное зеркальце — невеликое, всего две ладони шириной — засветил и принялся тыкать в него стилом, явно записывая. Направил зеркальце на нее, попросил:
— Посмотрите сюда, в черный глазок.
Она послушно посмотрела, слегка опасаясь чужеродной магии… Кстати — а магией-то здесь не пахло!
Зеркальце щелкнуло, полыхнув при этом режуще-белой звездочкой. Щеголь удовлетворенно кивнул и поблагодарил за помощь. Военный — конкретный, как все военные — первым перешел к делу: