— Война, шеф — это черный квадрат. Все, что было довоенного, цветного и яркого — все под ним замазано. Malevitch просто раньше других понял, куда повернулся век. И что теперь за искусство будет сходить.
Джеймс даже головой повертел. На его должности был сукин кот; еще несколько минут, наверное, на этой должности продержится дурак. А придет кто? Философ-идеалист? Упаси Господь!
В зеркальце Джеймс видел кусочек локтя, торчащий из-за сейфа совсем чуть-чуть. Знать бы еще — локоть это, или Фиори пиджак приманкой высунул?
— А у Экзюпери, шеф, меня всегда поражала замечательная сцена. В испанских письмах…
Джеймс бесшумно, плавно поднялся, вытянув руку с оружием практически в потолок, довернув кисть сверху вниз — так их учили стрелять поверх заложника, чтобы попадать террористу точно в макушку.
Выстрел! Фиори взвизгнул и затих. Джеймс живо скрутился обратно за столешницу, отполз к углу кабинета — вовремя. Католик поднялся, как чучело над кукурузой — правая рука болталась тряпкой, дорогой костюм пропитало бурым; левая уверенно сжимала пистолет — пули пошли точно в то место, где Джеймс прятался секундой ранее. Выстрел! Выстрел! Выстрел! Чуть пошатываясь, католик обходил стол слева, в азарте не замечая сорванной занавески и человека под ней. Джеймс положил дрожащий ствол на край столешницы, прицелился в голову… А если подмога все же не к Фиори? Кого тогда допрашивать, как разматывать концы? Спину дергало уже всерьез, держать прицел было трудно… В левое плечо… Выстрел!
Толстяк пошатнулся — точно как зомби в кино! Пуля перечеркнула бицепс, развернула противника и снова канула в «Черном квадрате».
— А, вот вы где… — лицо Фиори было белее рапорта, и жили на нем одни глаза — бессветные провалы в вечность, аккурат с фрески. Левая рука Фиори повисла — тогда и Джеймс привстал на колено, не сводя прицела с католика. Поднялся в рост — его шатало тоже, по спине текло; прилипшая к телу рубашка раздражала едва ли не больше самой раны.
— Но я все же договорю, шеф. Я считал — у вас уже пустой магазин… Так что слушайте. Я ваши нотации терпеливо слушал… Как же вы меня ими задолбали!
На выдохе полетели красные капли; рука с пистолетом вздрогнула — человек пытался найти позу, при которой меньше болит.
— В испанских письмах Экзюпери есть умилительная картина…
Католик попытался улыбнуться.
— Где солдаты учатся ботанике, а корреспондент смотрит на них и восхищается: «Им сказали: вы темные, вы звери! Вам надо вылезать из норы и догонять человечество! И, тяжело ступая, они спешили вдогонку.»
Джеймс глядел на ствол в левой руке противника. Один патрон у Фиори остался.
— А зачем? С какой целью догоняют человечество эти вылезшие из норы звери? С какой целью, шеф, вы помогаете им догонять человечество? Стоять!
Толстяк выпрямился, уткнув ствол в Джеймса совершенно не пострадавшей правой рукой, которая до того так трогательно и беспомощно висела плетью!
— У меня есть патрон. У вас пустой магазин. И вы нужны нам живым. Для показательного процесса, сами же понимаете. Ничего личного, шеф…
Фиори пошатнулся — от боли или чего иного — Джеймс не упустил шанса. Он выстрелил снизу, от бедра, не вскидывая оружия: только довернул ствол без резких движений. Толстяк подлетел на добрые полметра — пуля вошла ему выше нательного креста и ниже шеи. Тело ударилось о стену; многострадальную репродукцию наконец-то залило красным!
— Вы правильно посчитали расход, — слова катились над переломанной мебелью раскаленными ядрами, отдавались в голове чуть ли не вспышками. — И магазин действительно пустой. Только морпехи научили меня держать еще патрон в патроннике. Как раз на такой случай…
Оперевшись на подножку для компьютера, Джеймс наклонился к убитому — толстый католик вбил голову в квадратный нимб рамки, точно поверх сорванной репродукции. Теперь квадрат — красный. А под ним черный… Третий смысловой слой. Как положено настоящему искусству. Скрытые мотивы, глубина, все такое. Хороша ли была та, исходная картина, которую замазал Malevitch? Или мир хорош только потому, что это не война?
В коридоре деловито перекликалась опергруппа. Убедившись, что Фиори на самом деле мертв, Джеймс оперся руками сперва о перекладину стула, потом о сиденье, потом о спинку — наконец, выпрямился. Светозвуковые гранаты пока еще не прыгали по полу, и никто не мешал мистеру Бонду поменять обоймы в собственном «глоке», и в маленьком Р-99, снятом с тела бывшего заместителя. Тяжело ступая, Джеймс развернулся лицом ко входу, положил пистолеты перед собой на стол, и стал ждать, когда упадет дверь.