В итоге, назло Чайковской, перешла в ЦСКА. В ЦСКА тренировалась несколько месяцев, сменив парное катание на танцы, но ничто уже помочь не могло — рука не позволяла кататься в полную силу. Надо было подыскивать себе работу. Все это время я ходила, надувшись на Чайковскую, считая, что она поступила со мной жестоко.
Потом дружить нам стало очень трудно, У нее росли свои пары, у меня — свои, наши ученики почти все время противостояли друг другу, следовательно, противостояли и мы. Я внимательно следила за ее работами. Ведь долгое время она ставила программы лучшим в мире танцорам, Пахомовой и Горшкову. Помню, как на одном из традиционных соревнований «Московские новости» в обязательные танцы входила румба. Я приехала с соревнований в таком восторге от танца Пахомовой и Горшкова, что не смогла себя сдержать и в двенадцать часов ночи позвонила Чайковской, сказав, что она гениальный тренер, что ничего подобного я в своей жизни не видела и что танцевали ее ученики блестяще. Я говорила, что преклоняюсь перед ней только за то, что ока дала мне возможность увидеть такой неподражаемый танец.
В 1976 году на зимней Олимпиаде в Инсбруке мы жили в одном номере. И хотя задачи у нас как у тренеров в танцах были разные (Пахомова — Горшков были первой парой сборной, Моисеева — Миненков могли рассчитывать только на второе место), трудных дней хватило и ей, и мне. Ведь, кроме танцоров, у Чайковской еще выступал Владимир Ковалев, а у меня Роднина и Зайцев. Поддерживали мы друг друга как могли. Бегали по очереди в шесть утра за соком. Сама издерганная ничуть не меньше меня, Чайковская, когда мне становилось совсем плохо, садилась рядом успокаивать меня и могла так просидеть всю ночь. А на следующую ночь я просиживала с ней. И наше общее тренерское дело, которое развело нас, в эти нелегкие дни вдруг объединило. В Инсбруке я поняла: никто и никогда из тренеров не был и не будет мне ближе, чем Чайковская. Никого я так не понимаю, как ее. Мне может в ней что-то не нравиться, и что-то ей не нравится во мне, но это не мешает нашей дружбе. И даже соперничество наших танцевальных пар не поколебало ее. Какое это имеет значение для моей привязанности к Елене Анатольевне? Чайковская — мой тренер, благодаря ей я стала тренером, а может быть назло ей, но все равно примером служила Чайковская. Она привила мне много хороших человеческих качеств. Моя забота об учениках воспитана отношением Чайковской ко мне. И постановочный период для меня такой радостный потому, что радостным был для нее, я видела, какое наслаждение она получает, когда ставит танец. То, что я работаю обычно без хореографа, тоже от нее, так работает Лена. На Олимпиаде в Лейк-Плэсиде, когда у меня была очень сложная ситуация с Родниной и Зайцевым, менять или не менять им программу, я смогла сохранить выдержку и не шла па уступки во многом благодаря поддержке Чайковской. Я радуюсь и горжусь, когда она меня поздравляет — Чайковская ведь очень скупа на похвалу.
В Лейк-Плэсиде немало неприятностей было и у Чайковской. Заболел корью Ковалев, и мы по очереди носили ему еду, передавая кастрюльку через хоккеистов, так как в олимпийской деревне проход женщинам в мужские корпуса запрещен, впрочем, наоборот тоже. Когда у меня на душе неспокойно, я ложусь и лежу пластом. Лена, наоборот, бегает. С шести утра до глубокой ночи. Одевается затемно и целый день где-то носится.
Я знаю, как она любит своих учеников, обожествляет их. Недостатки их у нее превращаются в достоинства, мало того, и других умудряется заставить в это поверить. Между прочим, такой дар — тоже одно из великолепных тренерских качеств, которым обладают немногие. Она заставила всех поверить, что Ковалев — лучший в мире фигурист, а ведь катался он нередко не на самом высоком уровне. Но он умел выигрывать. Умел выигрывать, когда она была рядом с ним. Она учила и научила его побеждать, учила его быть таким злым, каким он был. Сейчас она тренирует в мужском одиночном катании Владимира Котина. Мне нравятся программы, которые она с ним делает. Они меня волнуют, катание его меня трогает. И Лену вижу всю в его композициях. То, что она незаурядный тренер, подтверждает история восхождения танцевальной пары Линичук — Карпоносов, У этого дуэта были отлично поставленные танцы, но самих фигуристов я не могу назвать выдающимися — это не чемпионская пара. Чайковская сумела заставить всех судей в течение нескольких лет отдавать Линичук и Карпоносову первые места. Вот Пахомова по своим природным данным талантливейшая фигуристка. Горшкова Лена подняла до уровня партнерши исключительно своим трудолюбием. Она создавала для этого дуэта такие танцы, которые вошли в историю фигурного катания. От «Соловья» у меня просто дух замирал. Я забывала, что ее ученики— наши соперники, восторгалась Ковалевым в «цыганочке», именно таким цыгана я себе и представляла. Хорошо смотрелись в паре мой прежний партнер Георгий Проскурин и Галина Карелина. Они показывали в парном катании интересные находки Чайковской, прекрасно придуманные ею поддержки, а программа Карелиной — Проскурина на музыку из фильма «Восемь с половиной» была просто блестящей.
Почти все ее ученики расстаются с ней тяжело, сохраняя потом не лучшие отношения.
Очень трудно вот так, на нескольких страницах, рассказать о Чайковской. Она очень разная — нетерпеливая, добрая, злая, великодушная, как любой неординарный человек. И говорить о ней однозначно нельзя. Тем не менее я могу выразить свое к ней отношение одной фразой: Лена Чайковская — дорогой и близкий для меня человек. И в трудные минуты откровения она мне говорит: «Люблю тебя, Тарас!»
Станислав Жук.
Станислав Алексеевич тренер, который, кажется, из любого может сделать чемпиона, человек, который, как никто, предай фигурному катанию. Человек, которого нельзя не уважать за то, что он вот такой, какой есть: то со зверским выражением лица, то с чрезмерной радостью и без всякой попытки выглядеть лучше перед камерой телевидения.
Не понимать и не отмечать, что Жук талантливейший тренер, может только человек, далекий от фигурного катания. Великолепно знающий технику катания, умеющий находить для себя материал — и, только для себя. Предугадывающий на год, чему надо учить и, главное, как, какие мышцы накачивать, сколько часов провести в зале, с какими предметами. Сколько нужно пробегать, сколько нужно проплакать, сколько нужно выкатать, сколько нужно выстрадать. Прежде он тонко чувствовал время, когда необходимо тренироваться вместе с ним, а когда нужно выходить на лед без него... Энциклопедические познания Жука в фигурном катании нельзя не признавать любому тренеру, даже и тому, который не любит Станислава Алексеевича.
Как трудно спортсменам, которые тренируются с ним, которые ушли от него, которые собираются прийти к нему. Жук — фигура в спорте сильная (и в то же время в каких-то вопросах очень слабая), по характеру всегда тяжелая. Я наблюдала за ним, еще когда была спортсменкой. Он постоянно что-то изобретал в фигурном катании, постоянно экспериментировал, не жалея спортсмена, но в первую очередь самого себя. Рассказывали, что когда распался его союз с первым и единственным тренером Петром Петровичем Орловым, Жук себя и Нину (свою партнершу и жену) тренировал сам. Тренировал много и жестоко. Я плохо помню, как он катался, но зато прекрасно помню его первых учеников— Татьяну Жук (Таня его родная сестра) и Александра Гаврилова, которые уже в те годы катались точно, как часы. А глядя на них, можно было понять, что молодой Станислав Алексеевич — незаурядный тренер. Его питомцы не срывали элементы, каждый шаг у них был отточен, движения строго параллельны. Они делали элементы, которые никто в парном катании не делал, а то, что уже было известно, они исполняли с абсолютной чистотой. Потом Гаврилова заменил Горелик. Я тогда сказала сама себе, что если мы с Жорой их не обыграем хотя бы раз, я перестану кататься, а может быть, вообще умру. Мы у них выиграли на отборочном турнире накануне первенства Европы, заняв второе место, а Жук — Горелик стали третьими. Им в катании не хватало эмоций, но все окупалось отточенной техникой. Наступали они стремительно, довольно быстро став второй парой мира. Стали знаменитыми, объехали полсвета — и все это заслуга Станислава Жука.