Аплодисменты — это же точная оценка твоей работы. И у Володи, и у меня.
В гости я ходить люблю, но мне это делать нелегко. Сложностей возникает немало, и прежде всего у хозяина, когда гость ввалился в дом ближе к полуночи. Все уже пьют чай, а ему надо разогревать еду. Но если устроишь себе праздник и сходишь вечером к друзьям, потом отправишься на следующий день к другим, то к третьим уже выберешься не скоро. Нельзя выбиваться из ритма, ведь вечером полагается готовиться к утренней тренировке, посидеть, записать план, просто продумать, как ее завтра построить.
Многие тренеры днем спят. Хотя бы пятнадцать минут — полчаса. Это дает силы на вечернюю тренировку. Когда идет какой-то интересный спектакль и пропустить его невозможно, я ухожу в театр, оставив ребятам точное задание на весь вечер, но удовольствия от спектакля я получаю меньше, чем остальные зрители, потому что, целиком доверяя ребятам и даже зная, что с ними мой помощник, мой ассистент, отличный молодой тренер Светлана Львовна Алексеева, мне кажется, этот вечер для спортсменов прошел зря, и ничего они на льду не делали. Бегаю в антракте звонить на стадион Светлане Львовне. Кто пришел? Кто не пришел? Как тренируются? В разгар сезона на какой-то из ряда вон выходящий спектакль (прежде всего балет) беру их с собой, но мучаюсь не меньше, так как смотрю на сцену, а вижу пустующий лед на СЮПе. Хотя разумом понимаю, что вечер, проведенный на хорошем спектакле, порой дает спортсмену не меньше, чем хорошая тренировка. Хотя сильным ученикам необходимо давать время для самостоятельных тренировок — это вырабатывает у них очень важные навыки, а у тренера всегда найдется работа на льду, не все же могут работать самостоятельно, но я живу в постоянном страхе, чтобы ничего не прошло мимо моих глаз.
Если я пропустила День, то у меня создается впечатление, что я не появлялась на катке два дня, так как ежедневно проходит две тренировки. Заболеть и пропустить три дня работы — катастрофа. Пропустить неделю — просто страшно об этом подумать! Поэтому
Тренер старается не болеть. Так работаю не только я, так работают все тренеры.
За много лет я ни разу не была а отпуске положенных 24 дня. Две недели, вот и весь отдых, Первую неделю я отсыпаюсь. Сплю столько, что теряю человеческий облик. Семь дней не открываю глаз, встаю только на завтрак, обед, ужин. Если отдыхаю на побережье, бывает, что в первую неделю моря не вижу.
На вторую неделю отпуска меня начинает мучить страх, что время идет, скоро сезон начнется, а у меня еще ничего не готово. Ни одной программы. Достаю из чемодана магнитофон. Начинаю слушать музыку, привыкаю к ней, вживаюсь в нее, возникают образы будущего танца, что-то уже придумывается конкретно, а движениях. Отдыхая, незаметно перехожу в работу. Насколько я знаю, так проводит отпуск любой тренер в фигурном катании.
Мой мир, мое фигурное катание
Эта книга открывается рассказом о моих детских занятиях спортом. И последнюю главу, в которой говорится о традициях и развитии моего вида спорта, тоже хочу начать с детей. Мне кажется, что бум фигурного катания, поднятый в нашей стране в шестидесятые, когда фигуристов и их соревнования стали часто показывать по телевидению, начал сходить на нет. В свое время эти телепередачи сыграли положительную роль — родители воочию увидели, что есть для детей занятие, где движение и музыка слиты воедино, и это не балет, в котором только в нескольких городах в класс принимают всего лишь по двадцать-тридцать человек, а спорт, и набирают в него почти везде целыми группами. К нам на СЮП приводили очень много детей. Но довольно быстро родители поняли, что занятия фигурным катанием для них дело довольно тяжелое, точнее, неудобное. Мы принимаем детей с четырех лет, с малышом надо ходить на тренировку и в те часы, когда, как правило, родители заняты. За детьми надо следить, они еще не могут сами раздеться, перейти из раздевалки в раздевалку, выйти на открытый каток. Тренер один справиться не может. Не успевает даже всем вытирать носы. Поэтому без помощи родителей не обойтись. А если ребенок втягивается в занятия, если ему нравится фигурное катание и он не хочет его оставлять, то приходится вставать с ним очень рано к утренним, начинающимся в восемь часов, тренировкам, потому что во всем мире катки открываются рано — в пять-шесть утра, у нас еще по сравнению с Западом щадящий режим.
И фигурное катание превращается в страшную обузу для родителей: нет ни суббот, ни воскресений, разбиты дни, в итоге выходит, что кому-то в семье надо не работать. Спасение здесь только в бабушках. Дальше— больше, начинаются большие нагрузки, которые требуют серьезного контроля за режимом ребенка. То, что ноток спал, мне кажется, неплохо. Теперь ребенка критически оценивают дома, способный он или неспособный, а не тащат сразу же на каток, мечтая о дальнейшем его появлении перед телевизионными камерами.
Серьезный отбор детей ведется при приеме в нашу школу. Отбирают не только по физическим данным, но и по ритмике и хореографии. Создана целая комиссия из тренеров и хореографов, в нее входят даже тренеры по легкой атлетике. Это связано с тем, что кататься на искусственном катке ради развлечения пока еще мы не можем позволить, это очень дорогое удовольствие. Как известно, за границей за тренировки платят, и немало платят, даже мастера, у нас же на каток вход бесплатный, но искусственных площадок пока не хватает. К тому же ребенку нужен еще и тренер, и хореограф, и тренер по ОФП. На протяжении первых четырех лет занятий фигурным катанием отсеивается еще значительная часть принятых в школу.
Несмотря на то, что детей приводят к нам на каток теперь значительно меньше, нехватки талантов не ощущается. Надо сказать, что способных детей сразу видно, они наперечет. Зайдешь на занятия в группу к младшим и сразу видишь: вот он, один катается! Не подозревает, какая ему уготовлена спортивная судьба! Впрочем, это уже относится к моей тренерской квалификации— разглядеть в ребенке будущую обаятельность, красоту и, главное, индивидуальность.
И все же я очень боюсь остаться без учеников. Сама дергаюсь, тереблю Светлану Львовну: «Надо кого-то брать, надо детей смотреть». Страшно остаться без резерва. Бывает, что к тебе попадают уже готовые пары, но тут возникают свои проблемы, и забот с уже сложившимися спортсменами иногда больше, чем с молодыми. Брать опытных фигуристов можно только в том случае, если есть своя группа, своя школа, или, как я называю, свой клан.
Когда тренер стоит у льда, он ничего вокруг не замечает
Мне нравится быть тренером большой группы. Я тогда чувствую себя сильной. Я не люблю работать с одной парой, надо сказать, что никогда так и не работала. Да это и не интересно. Должны быть ведущие, должна быть молодежь, юниоры. Их всех надо воспитывать, выводить в жизнь, в люди. У меня одновременно занимается шесть-семь пар, не меньше. Сейчас одни танцевальные, хорошо бы взять еще три спортивные, и тогда я буду уверенно стоять на земле: во-первых, я буду знать, что не теряю тренерской квалификации ни в танцах, ни в парном катании и, во-вторых, живу в таком темпе, в котором привыкла жить.
В большой группе быстрее растут результаты у спортсменов. Они друг на друга смотрят, друг у друга перенимают. Выучив одного технически правильно делать какой-нибудь элемент, облегчаешь задачу второму изучить то же самое — он осваивает этот элемнт в два раза быстрее, третьему надо объяснять пять минут, не больше, четвертый, глядя на трех предыдущих, выучивает сам. Как ни странно, максимум информации в единицу времени тренировки усваивает фигурист не тогда, когда на катке занимается единственный ученик, а когда на льду работает группа.
Наш вид спорта развивает эгоизм — спортсмен отвечает только за себя, в фигурном катании нет команды. У меня она есть — мои «тарасята». «Тарасята» выпускают стенгазету, справляют вместе праздники, все дни рождения, вместе ходят в театр и кино и не расстаются даже тогда, когда уходят из спорта.