Четыре Времени Мира. Город
Глава первая. Голос тени
Над входом в кабак позвякивали подвешенные на длинных синих нитях ракушки и обкатанные морем стеклышки.
Дом, лавку или, в нашем случае, трактир ётуна без труда отличишь от любого другого — именно по таким вот мелочам: крохотным статуэткам полных безголовых божков и богинь по углам, росписям на стенах, знакам, символам, тотемам.
Раса великанов всегда была и есть самой религиозной и суеверной в Городе. Разумеется, официально ётуны соблюдали пакт о сокрытии¹ и напоказ свои верования не выставляли. Но мелочевка все равно бережно хранилась и беззастенчиво выставлялась на всеобщее обозрение: никому не мешала, да и власти закрывали на нее глаза.
Все–таки ётуны — одна из трех древнейших и уважаемых рас. Могут себе позволить небольшие вольности.
Удостоверившись таким образом, что его наводка верна и это действительно искомое место, высокий крепко сложенный гаркан² (как будто бывают другие) вошел в трактир, без видимого усилия толкнув тяжеленную дверь, и откинул капюшон, стряхивая снег и стаскивая с рук влажные рукавицы. Вместе с ним в трактир рванулась было сырая слякоть, заметая мокрым снегом порог, звякнули украшения над дверью, но та, поскрипывая шестеренками в несложном механизме, захлопнулась сама.
Внутри было не намного теплее чем на улице, потому шерстяную куртку теплолюбивый южанин стаскивать не стал, и прямым путем отправился сразу к стойке, заодно оценивая посетителей и обустройство трактира.
Ничего особенного, местные солевары, да чернорабочие. Простой люд. Не самый бедняцкий, но и не хватиться их никто если что. Сюда много народа приезжает на заработки, как раз на начало весны, когда океан оголяет берега с соляными копями. Работа сложная, опасная, но и оплачивается хорошо.
Все в зимней одежде, с меховыми капюшонами поверх, наружу торчат только носы и иссушенные солью руки. В ётунских трактирах всегда холодно. Но сюда и не за теплом приходят. А за пивом.
А варить брагу ётуны умеют лучше всех.
Трактир тоже ничем особенным не отличался, разве что ощутимо крупнее подобного людского или эйрийского заведения. Одну из стен традиционно занимал выпирающий бок пивоварни с кранами прямо в выпуклой стене. другую — якоря, свернутые канаты, набитые чучела гигантских рыб, слабо фосфоресцирующих в полутьме.
Только непривычно тесно. Почти четверть трактира занимали коробки и ящики, а двое молодых ётунов бережно собирали статуэтки и цветные камни по углам, заворачивая их в сено и бумагу. Владелица заведения складывала и протирала посуду перед упаковкой.
Пивоварня Ёрмунги, так назывался трактир. А уж женщину ётунку без труда отличишь от мужчины. Это среди эйр и нагов случаются не пойми кто. А ётунские красавицы все как одна высоченные, мускулистые, с пышными гривами, заплетенными в толстенные косы и с грудью такой величины и объема, что все сомнения отпадают в зародыше. Ёрмунга и есть.
— Смотрите–ка, кто к нам пожаловал! — Женщина встала за стойкой и даже тарелку отложила в сторону, сложив руки на своей необъятной груди. Трактир, несмотря на холодную погоду, был заполнен под завязку, ни одного пустого стола, только у стойки, где самый холод, было место. Гомон стоял такой, что гаркан шагов своих не слышал. Но голос Ёрмунги, чистый, гулкий, прорезал шум, словно нож по маслу, заставив многих посетителей повернуть голову в сторону южанина. На гарканьем лице отразилась бы вся гамма чувств, которые он испытывал в данный момент, от недовольства к такому чересчур громкому приему, до легкого смешка — ётуны везде и всегда одинаковы. Но, увы, мимические мышцы у южан слабо развиты. Так что лицо гаркана осталось бесстрастным.
Даже когда краем глаза он отметил темноволосую девушку, худую, тонкую, но притом умудрявшуюся нести на вытянутой руке целый поднос, загруженный посудой в три слоя и явно весивший больше чем она сама. Когда девушка проходила мимо, гаркан неприязненно выдохнул — от нее пахло пылью, как из старой кладовки. Причем так сильно, что этот запах не перебивало даже пивными парами и чуть уловимым свежим морским запахом, сопровождающим ётунов, где бы те не находились. За этой девушкой он и пришел. Выследил наконец!
Проявлять свой интерес к служанке гаркан не стал, это ни к чему, вместо того подошел к Ёрмунге и пожал ей руку через стойку в ётунском приветствии — с размаху зажать собеседнику руку чуть ниже локтя.
— Ты что тут забыл, южанин? — Не смотря на не очень–то дружелюбный тон, Ёрмунга налила из бочки хорошего пива в наспех вытертую кружку, и подала новому посетителю, не интересуясь ни его возможным желанием выпить, ни оплатой. Кожа ётунки мерцала в полутьме стеклянным блеском. Шкура у великанов толстенная, двухслойная, между наружным и внутренним слоем специальная жидкость, что не дает ётуну замерзнуть в самую лютую стужу. А снаружи выглядело так, будто закована Ёрмунга в гибкую стеклянную броню с золотистыми всполохами и разводами внутри, и по голубоватой коже её то и дело пробегали путанные узоры, как разводы краски в прозрачном стакане.
— Смотрю, уезжаете? Не рано? — гаркан проигнорировал вопрос, повел подбородком в сторону ящиков и сел возле стойки, где было в разы холоднее. На стойке стоял хладогенератор, новенький, стоивший больше всего в этом трактире и в ближайшей местности вместе взятого.
Нужнейшая для ётунов вещь. Хладогенератор издавал тихие щелкающие звуки, стойка вокруг него была покрыта колючей изморозью. Едва заметная глазу, крупинка теневого элемента³, за счет которого генератор работал, поблескивала, виднеясь сквозь прозрачную стенку механизма.
Это диво дивное совершило прямо таки революцию в Городе — ведь без них ётуны могли жить на материке лишь самый холодный месяц зимы. Теперь же многие из великанов оставались чуть ли не на полгода. В родном мире Ёрмунги она и её сородичи чувствовали бы себя комфортно круглый год, да вот только холоднее там было гораздо.
К счастью, разумные умеют приспосабливаться.
Консервативный гаркан посмотрел на чудо людской мысли недоверчиво и отсел подальше.
От пива, впрочем, он не отказался, хоть кружка и обожгла пальцы, настолько была обледеневшей.
— Какое рано! — вздохнула во всю грудь возмущенная великанша и с громким стуком поставила на стойку очередную вытертую до блеска кружку. — Жара на улице стоит, не продохнуть. — Ветер щедро приправленный снегом,завыл еще громче за окнами, как бы подтверждая её слова — Дети вон уже болеть начали, бледные, еле ходят — Ёрмунга кивнула на двух огромных, зверского вида ётунов, что, несмотря на внушительные размеры, довольно бережно управлялись с семейным скарбом. Каждый выше гаркана на добрую треть, может даже больше. Гривы по пояс, широченные плечи, угрюмые взгляды из–пол низких лбов. Больными они точно не казались, но матери–то конечно виднее. Если бы гаркан умел, он бы улыбнулся. Взгляд вновь зацепился за тонкую фигуру прислужницы, когда она прошла мимо. Мгновение — гаркан и девушка обменялись взглядами. Кувшин на её подносе закачался, она чуть не споткнулась, но продолжила обслуживать гостей как ни в чем не бывало.
Гаркан начал неторопливую беседу с трактирщицей, сначала о погоде, потом о дорогах на север, ведь им со всем скарбом ехать, а от Сумерек до Синей Суши, острова ётунов, добираться далеко и долго. Ётуны что торговали ближе к южному морю, всегда срывались с мест на ежегодную миграцию раньше своих северных родичей. Да и зима на этот раз удалась как назло теплая, а весна ранняя. Никакой хладогенератор не поможет, при такой–то «жаре».
Когда громогласный говор Ёрмунги гармонично переплелся с общим шумом, не привлекая больше внимания, гаркан наконец задал интересующий его вопрос:
— А вот та темноволосая… — южанин кивнул в сторону девушки, которая обслуживала компанию не то горняков, не то просто чернорабочих, грязных с ног до головы.
— Понравилась? — усмехнулась ётунка, и склонилась к обрезанному уху⁴ южанина. — Не советую. Я своих девчонок в обиду не даю, а эта еще и тень! — и, ужасно довольная, разулыбалась, протирая большой казан. Точнее, для гаркана он был большим, а в лапищах ётунки так — горшок средних габаритов.