Зорон, если честно, не ожидал такого эффекта от их авантюрной затеи. Времени оставалось мало: еще минут десять, и грифойдеры окончательно перекроют Площадь Перемирия.
— Так, я буду идти, а ты говори обо всех зданиях рядом с Мэрией, быстро! Будешь моими глазами, пока я думаю, — решил Зорон, заключив, что думать, смотреть и бороться с собственным взбесившимся чутьем одновременно, не сможет.
— Хорошо, — кивнула Кирстен и подхватила его под локоть, потащив за собой.
— Если бы я был тенью, куда бы спрятал своих жертв? — задал вопрос Зорон.
— Если бы ты был тенью, то не имел бы возможности менять цвет кожи. Ты сейчас такого очаровательного серо–зеленоватого цвета с бурыми пятнами, — сделала Кирстен щедрый комплимент и уже серьезно добавила: — Я бы прежде всего постаралась отбить нюх этим вот птичкам.
Тень кивнула на оцепление. Стража Мэрии разомкнули ряды пропуская внутрь по парам грифойдеров и грифонов. Хотя грифойдерами назывались все стражи порядка Города Сумерек, грифоны работали в паре только с избранными из них. Зорон впервые видел вблизи этих животных, и они действительно впечатляли: выше самого крупного кербера, где то по тазовую кость человеку, с мышцами, что ходили ходуном под медно–золотистой шкурой, связанными кожаными шнурками крыльями, впечатляющими когтями и с недобрыми взглядами. Зорон не сильно разбирался в военной иерархии, но их безумной статье в Вестнике явно поверили всерьез. Он слышал, что такая вот птичка может задрать человека за пару секунд, только дай.
— Вряд ли в официальных учреждениях можно хранить источники сильного запаха, сбивающего с толку, не привлекая внимания. Значит, сузим поиск до магазинчиков и лавок, — решил Зорон. — Какие из этих зданий воняют больше всего?
Кирстен втянула носом воздух:
— Я не берусь судить точно, но вот та лавка с пряностями, книжный магазин, лавка торговца древностями, — она задумалась, — вот тот рыбный лоток воняет тухлятиной. Омерзительно. А в том доме слева что–то горит. Молоко. Кажется. Не сильно разбираюсь в людской пище.
— Стой–стой! — Зорон смотрел в витрину мясной лавки, мимо которой они проходили. Кирстен не обратила на нее внимания, а он почему–то зацепился взглядом. Что– то смущало в висящих там огромных тушах и кусках балыка обваленных в пряностях. — Повтори последнее, что ты сказала?
— Молоко? — вопросительно глядя, Кирстен подняла бровь.
— Нет, другое, что было после него?
— Я не разбираюсь в еде человеков, — пожала плечами девушка.
— Именно! Тени понятия не имеют о том, как готовить и правильно хранить человеческую еду!
Зорон кивнул на витрину. Туши, которые якобы «вялились» там, были свежими, с них сочилась кровь, «балык» в пряностях при ближайшем рассмотрении оказался небрежно разорванными кусками сырого мяса, обваленными в семечках синего тмина. Тмин был ядовитым, использовался только для хранения вещей. Его запах не интенсивный, но быстро «забивает» обоняние. Это все было фикцией, декорацией, призванной отбить нюх ароматом тмина, сбить вонью мясных туш.
Зорон дернул дверь лавки. Заперто. Кто бы сомневался! Было бы странно, обнаружить открытую дверь и надпись на вывеске: «Заходите, мы как раз собираемся устроить здесь кровавую бойню»
— Дай я попробую, — хмыкнула Кирстен. — Тень двумя пальцами вытащила из корсажа декоративную булавку и аккуратно вскрыла замок. — Опыт в побегах из дома клана — пожала она плечами в ответ на удивленный взгляд доктора. Они зашли внутрь.
Звякнул колокольчик.
Он ждал этого. И дождался.
Тени подняли головы. Крохотный колокольчик на шнурке, соединялся с таким же под дверью лавки. Когда дернулся первый, зазвонил и второй. Идея хитроумного Кирсана: ведь, сидя в глухом подвале с толстыми стенами, тени никак не могли бы увидеть или услышать, если кто чужой попытается пробраться в помещение, замаскированное под мясную лавку. «Теневое восприятие», нечто среднее между нюхом и слухом, позволяло видеть своих, теней, причем, лишь несущих в себе хоть немного чужой крови. Именно её «запах» и запоминали тени. Стоило сменить донора, либо истощить себя до крайней степени — и тень становилась для сородичей невидимкой, так как сами по себе тени запаха почти не имели. Поэтому они не могли увидеть ни Кирстен, ни Зорона, даже пользуясь своим восприятием.
Конкретно эта группа соклановцев девушки не участвовала при поимке тени и не могли её запомнить. Они даже не были в доме клана, когда туда вернулась Кирстен,слишком заняты были, похищая, пряча и постоянно перемещая свою добычу по Городу — пятьдесят три теплокровных. Вон они, накрыты матерчатой тканью, лежат в отдалении, как мешки поваленные друг на друга. Тени уже заранее считали своих пленников мертвецами, бесправной пищей, не более, поэтому не боялись обсуждать свои планы при них. В подвал даже разок, четыре дня назад, заглядывал сам Кирсан: поморщился от жуткого запаха экскрементов, презрительно пробормотал «теплокровные», словно унизительная животность пленников была их собственной виной, и повесил тот самый тревожный колокольчик. Жертв приказал не трогать раньше времени, потому каждую ночь по одному или по двое тени покидали свое страшное логово и по системе подземных переходов отправлялись наверх — отдышаться от резкой вони, и пополнить силы, поймав какого–нибудь теплокровного подальше от тайника. Три последних вылазки закончились странно: тени–охотники так и не вернулись обратно. Оставшимся в подвале оставалось только гадать, куда делись сообщники. Убиты? Или предали общую идею? Может, струсили перед великим воцарением теней и предшествующей этому кровавой резней?
Откуда им было знать, что самые лучшие из клана Кирс по одному попадали в ловушку, тщательно расставленную охотниками на них. И жертвовали собой, лишь бы не привести убийц к пленникам, лишь бы не сорвать такой тщательно спланированный и подготовленный план своего вожака. После третьего исчезновения оставшиеся в подвале заговорщики договорились, что не будут больше подниматься наверх до момента, когда, все по тому же плану, тени переправят жертв по подземным переходам к точке встречи клана Кирс. До этого оставались еще целые сутки.
Просидев два дня в сыром вонючем подземелье без питания, тени несколько ослабли, стали агрессивнее и регулярно задирались друг с другом. Они и не подозревали, что все их переговоры и стычки тщательно прослушиваются и запоминаются одной из спящих жертв. Он спал, точнее, кармин действительно циркулировал в его крови, в этом без обмана. Если бы какому–то из тюремщиков пришло в голову тщательно обследовать жертву, то никаких отличий от других, кроме расовых, он бы не обнаружил. Но в этом и был главный секрет пятьдесят третьего пленника. Пока тени грызлись между собой, он вывел из своей крови ядовитое вещество самым естественным способом, не зря же так старательно задерживал в теле воду все эти дни. Мышцы начали потихоньку «отмерзать» от паралича, который вызывала отрава.
Он с трудом удержался от рыка и прикусил губу чтобы не выдать себя — слишком долго сидел в одном положении, все сильно затекло. Вместе с чувствительностью к мышцам возвратилась боль и крайне неприятное покалывание во всем теле, но это мелочи: умея манипулировать химическими и физическими процессами своего тела, снять эффект не составит труда. Пленник не двигался и не открывал глаз, но его разум совершал феноменальную работу с телом. Мышцы начали подрагивать — все в порядке. Небольшое обезвоживание, ничего страшного.
После звона колокольчика, тени поспорили, кого отправить наверх разведать ситуацию. Их осталось тринадцать, и каждый хотел, наконец, вынырнуть из темных подземелий наверх, за глотком свежего воздуха. К тому же разведчику полагалась внеплановая пища: рискованно было отправлять на встречу с чужаком тень, которая не сможет с ним справится. Придется частично нарушить указание вожака во имя общего дела.
В результате долгого спора на высоких тонах самый большой, самый злобный из всех, угрожая раскрытой пастью с острейшими зубами, убедил сородичей отправить наверх именно его. Высоченный плечистый хищник тут же отправился выбирать себе кого–то из спящих, чтобы пополнить силы. Гаркан напрягся: если тень выберет его, то придется защищаться, и это лишит его преимущества перед остальными тенями, те сразу поймут, что на них напали, а если кого–то другого, то жертва может умереть, а он дал ей слово — спасти всех пленных без исключения.