— А третий приказ? — заинтересовался он.
— Ваше любопытство вас когда–нибудь погубит, Зорон — усмехнулся бородач, дописывая строку. Всего одну.
— Боюсь, уже погубило, — хмыкнул доктор и взял последний, третий приказ. Прочел, нахмурился, перечитал еще раз. — Не понимаю, это наказание? И мне полагается его выбрать добровольно?
— Давайте я вам кое–что расскажу, сирра Зорон. Пару месяцев назад я был поставлен перед решением одного очень неоднозначного вопроса и нуждался в единственном человеке, который мог бы мне помочь. В докторе Зороне — хитром скандальном упрямце, который мог уговорить кого угодно на что угодно, мог воздействовать даже на Селестину Трой. Мне был необходим ваш отец, доктор. Когда я узнал, что он отправил вместо себя вас, я был несколько… разочарован. И отправил письмо с этим вот приказом и извинениями, намереваясь тут же развернуть вас домой, — он постучал по второму листу, — но тот так и не был доставлен, а после завертелась вся эта суматоха с тенями, где вы себя весьма интересно проявили и заинтересовали определенную силу, с которой вам бы не помешало познакомиться, прежде чем окончательно выбрать свою судьбу. Разумеется, если хотите получить ответы на свои вопросы. Ваши вещи собраны, доктор Зорон, решение ждет извозчик во дворе управления. Куда ехать — решать только вам. Помните только, что подписать можно только один приказ, и только один будет действительным.
Зорон, кажется, начал понимать, что происходит, и кто именно сидит перед ним. Выдохнул. Похоже, опять посылают в какую–то задницу, и в этот раз даже спорить чревато. На него снизошло понимание, что вот сейчас он может задать всего один единственный вопрос и получить на него честный и прямой ответ:
— Постойте, но… — он запнулся. — Сирра Наместник! Что именно должен был сделать мой отец?
— Убедить Шелль Трой стать Мэрой Первозданного, — Анжей Тору усмехнулся.
Зорон свернул приказы в трубочку и спрятал в нагрудный карман. Похоже, по умению влипать в истории, ничего при этом не делая, ему нет равных.
¹ Одним из самых страшных наказаний среди людского сообщества Города является отлучение от фамилии. Лишенный фамилии, а также его потомки до третьего колена не имеют права занимать никакой полноценной должности, перебиваясь работой в сфере обслуживания и не поднимаясь выше звания старшего помощника. Считается величайшим позором и наказанием хуже смерти.
Глава вторая. Зорон продолжает путь
Зорон стоял в уборной управления перед зеркалом и рассматривал свое худое небритое лицо. Собственно не так чтобы ему хотелось наслаждаться этим зрелищем из чистого самолюбования, но соблазн справить нужду в грифойдерском гнезде(когда еще выпадет такая возможность? впрочем, он надеялся, что никогда!) и взглянуть в глаза самому везучему ублюдку, которого он знал, был велик. Итак, что имеется в чистом остатке после долгой беседой с наместником за закрытыми дверями?
Пункт первый. Поднятый переполох обошелся для Зорона совершенно без последствий. Пункт второй. Каким–то невообразимым способом он очаровал матриарха, даже не общаясь с ней лично, что принесло Мэрии некоторую пользу ( Анжей не уточнил какую). Пункт третий и самый важный. Все, что нужно сделать, чтобы, наконец, вернуться домой, всего лишь побеседовать с Шелль Трой, вежливо откланяться и, наконец, свободен! Ну и еще по мелочи: прихватить с собой ее… любимца? Питомца? Зорон тихо радовался новым сияющим перспективам прожить всю жизнь в тихой и мирной Яме, ну или в крайнем, худшем случае сделать блестящую карьеру самого молодого практикующего доктора в Белых Лилиях, под началом милой мистрес, которую он тоже как–то умудрился очаровать между делом. Ворон подери, и почему его так любят женщины от ста тридцати до нескольких тысяч лет, или сколько там матриарху?
Но суть не в этом, а в том, что Зорон не обратил внимания, о ком конкретно говорил сирра наместник. О собаке? Кошке? Ирисовом дракончике? Варане? В общем, кого–то очень ценного вменялось ему в обязанность доставить до рассветных гор и вручить из рук в руки наследнице Трой, которая оказалась вдруг на первом месте в очереди мэронаследования. Насколько доктор мог знать и слышать, все на Площади и в Яме, включая отца, который практически никогда не ошибался в любых политических прогнозах, полагали, что Мэрой станет младшая Трой, Селена.
Но причин не верить первому правящему лицу Города у Зорона не было, тем более в беседе с ним он нарушил примерно тридцать четыре правила придворного этикета, а тот и бровью не повел. Хм, спрашивается, и зачем он их учил неделю перед поездкой сюда? Ну ничего, еще осталась встреча с Шелль Трой, кто предупрежден, тот вооружен.
Да, теперь точно будет, что рассказать потомкам! Жизнь виделась Зорону теперь прямо–таки ослепительно прекрасной, он шел по управлению к выходу, мурлыча под нос особенно благозвучные и длинные названия лекарств на эйрийском¹, и ему казалось очаровательным абсолютно все вокруг. Особенно забавляло то, как целое грифойдерское управление, начиненное суровыми вооруженными мужчинами и женщинами трех рас, как пирог начинкой, старательно делает вид, что его не существует. Так, словно волей анонимного творителя доктор потерял материальность. Перед ним расступались, но не обращали внимания на нескладную высоченную фигуру, которую крайне сложно «случайно» не заметить, и даже головы не поднимали, когда он в очередной раз чуть не встречался лбом с низко висящей люстрой или дверным проемом.
Все–таки власть — великая штука! Не удивительно, что Зорон–старший в безумной борьбе за нее умудрился перегрызться буквально со всеми власть имущими в Городе и был опустошен ею, как это нередко случается. Сын его слишком много видел негативного влияния власти в своей жизни, и даже в крохотной Яме, где жизнь такая коробочная и тихая, по сравнению с Площадью, где люди более искренни и ответственны за свои поступки ( так как уходить особо некуда и все друг друга знают), было этого предостаточно, но такая мелочь как временная неуязвимость перед законом все равно была приятна и льстила самолюбию.
Зорон вышел в приемную управления, и с высоты своего роста попытался вычислить местонахождение искомой животинки. Это может быть что–то вроде маленькой корзинки, или просто животное привязанное к столу, вот к тому, например, рядом с громадным гарканом. Взгляд невольно зацепился за краснокожего здоровяка, облаченного только в штаны, что сидел ровно посредине большой шумной приемной в совершенно невообразимой, и казалось физически невозможной позе, опираясь всем своим немаленьким весом на одну ступню, приподнятую на носке. Необычное, однако, место выбрал гаркан для упражнений!
Познания Зорона об этой расе были, конечно, обширнее, чем о тенях, но в живую представителя гарканов он видел впервые, потому и обратил внимание, делая быстрые мысленные заметки: свежий шрам на боку, телосложение крепкое, мезоморф, силен, высок, широкоплеч, но при этом явно истощен, при таком–то физическом развитии, ребра не должны выпирать так сильно, кожа насыщенного алого оттенка. Внешний вид вполне соответствует иллюстрациям в книгах по расам Города полувековой давности: врожденное отсутствие растительности на висках, сами волосы, черные как уголь, заплетены в тонкую косицу по пояс, почти полное отсутствие перехода от носа ко лбу, широкая переносица, квадратный подбородок, в остальном никаких характерных расовых отличий от людов. Гарканы вообще наиболее близки к человекам, по крайней мере по внешним признакам. Но что этот делает гаркан тут, на Площади? Гарканы — раса мореходов и воздухоплавателей из Полудня, их редко заносит вглубь Города или на его окраины. Неужели его отловили грифойдеры? Тогда, где его путы, и почему он сидит, босоногий посреди залы, и никто не обращает на него внимания?
Шумная толпа из встречников, грифойдеров и задержанных ими преступников огибала краснокожего по широкому кругу, будто заклятие невидимости действовало на него точно так же как на Зорона. Смутное подозрение прокралось в душу доктора. Нет, ну не может быть что… да ерунда какая–то! Это же разумный представитель развитой, хоть и немного варварской расы в конце–то концов.