— Хм–м, я уже раза три сказала это ему с утра. Особенно, когда выудила драконовсадницу младшего ранга из своей ночнушки. И я сама решаю, что считаю достойным себя, Арджан.
— А вот это уже твое.
Его лицо осталось бесстрастным, Но Зорон готов был поклясться: он улыбнулся, используя только голос. Вот как это у них работает?
— Поверить не могу, что у тебя есть ночнушка, — в голосе тени было бесконечное восхищение пред драконовсадницей, словно перед божеством, которое сошло с небес на землю и уж точно не может иметь такую приземленную и обыденную вещь.
Ну, частично так и было. Похоже, она обожала и уважала всех, кроме Зорона, и он обиженно подумал, можно ли в таком контексте считать себя особенным человеком для Кирстен.
— Ага, у меня есть ночнушка, — Эйлин понизила голос. — Кружевная. Я заворачиваю в нее арбалет.
Кирстен рассмеялась. Арджан покачал головой.
Восторженная тень пугала Зорона даже больше, чем обычная. В прошлый раз такое её настроение закончилось Марком на чердаке и большой политикой.
— Боюсь, это слишком приватный разговор, — осторожно сказал Зорон, чувствуя, что его приняли уж слишком тепло, и сразу впустили в обсуждение слишком интимных вещей. Это очень странно, и точно не к добру.
— О, не переживай, если ты кому–то о чем–то проболтаешься, мы просто тебя убьем — «успокоила» его тень, похлопав по плечу.
Пока Зорон шокировано стоял, осознавая сказанное, и пытаясь понять, шутила ли она, публики на палубе вновь прибавилось.
Как оказалось, все это время капитан не покидал рубку, так как увидел Зорон его впервые. На палубе приказы раздавала людка — загорелая, с рисунком черной птицы на выбритом, под гарканку, виске. Теперь она стояла за плечом совершенно бесцветного типа с жиденькой бородкой и красными от недосыпа глазами. Тот лениво поинтересовался, с чего такой переполох и что делают сирра Безымянная и сирра дракон на его судне.
Эйлин ввела капитана в курс дела.
Зорон разглядывал дракона и конструкцию седла, лишенного стремян, и слушал этот разговор не очень внимательно. Насколько он понял, Безымянные обнаружили по курсу корабля некий провал. Ни он, ни капитан не увидели сначала в этом ничего особенного: корабль же в воздухе, обвал в горах, внизу. Но Эйлин, очень официальным тоном требовала корабль повернуть, и обойти провал по широкой дуге. Капитан возражал и начал кричать что–то о графике и своеволии драконнеров, которые вечно придумывают новые правила, эйра явно злилась, и оттого её голос стал еще более холодным и официальным, Кирстен скучала, рассматривая окружающие красоты, которые видела явно не в первый раз, Арджан сидел на полу в своей очередной невозможной позе, опираясь всем весом на носки.
Зорон подбирался к драконше. Он игнорировал доктора, даже когда тот подошел совсем близко. Откуда–то издалека снизу раздался грохот осыпавшейся породы.
«Ох, — подумал Зорон, — погубит меня исследовательский интерес! Рано или поздно, но точно погубит.»
— Объясните мне, сирра Безымянная, какого Ворона это надо! — уже не стесняясь, громыхал во весь голос капитан, и горы возвращали его голос эхом. Еще один шаг. Маленький шаг — и доктор протянул руку к этим шевелящимся штукам, которые просто гипнотизировали его своим постоянным движением, как вдруг отростки на шее дракона застыли, неуловимым глазу движением повернулись в одну сторону, и… словно на морду дракона выплеснули алую краску! Причем она растекалась по телу медленно, от ярко алого, до темно — багряного. Эти отростки нужны чтобы менять цвет!
— Вот зачем, — мрачно произнесла Эйлин, и тут же, корабль пошатнулся, заскрипел, будто в него с размаху влетело нечто очень и очень большое.
Зорон еле удержался на ногах, Кирстен схватилась за борт, Арджан слегка качнулся, а капитана поймала помощница.
— Что это, Ворон его подери! — крикнул капитан, и ответ на его вопрос взлетел над кораблем, шумно расправляя крылья.
В нос ударил сильный смрад, нечто среднее между тухлыми яйцами, гниющей плотью и аммиаком.
Ярко–алый, частично словно вылинявший до серого, огромный дракон, весь в глине, грязи и осыпающейся земле, раскрыл пасть и заревел так оглушительно и зло, что даже чутье доктора, не заточенное под животных, было просто погребено под этой волной отчаяния, страха и гнева, и он согнулся пополам, пытаясь справиться с непонятным оглушающее сильным приступом эмпатии.
Дракон с палубы ответи алому серией коротких гудящих звуков. Эйлин вскочила в седло одним легким движением, но Зорон уже не мог этого оценить. Он стоял, согнувшись, упираясь ладонями в желудок, и все нутро вибрировало от этой невыносимой, чужой боли. Никогда до того он не испытывал ничего подобного. Чутье Зоронов не работало на животных!
Не получив желаемого ответа, чужак взлетел над кораблем и камнем упал вниз, явно намереваясь его протаранить.
Что там Зорон говорил себе? Корабль, Шелль Трой, Корабль⁈
¹ Расовые признаки эйров не наследуются в смешанных браках.
Глава пятая. Части единого
Это больше чем любовь, дружба или родственные узы.
Эйлин оседлала Эхо легко, привычно. Тихий щелчок, это ступни драконицы, обутые в тяжелые сапоги с медной оковкой, накрепко зафиксировались на специальных накладках с выемками по бокам седла. Сухая и теплая кожа драконши шуршала под пальцами, покрытая нежными вибриссами — гибкими, шелковистыми на ощупь «лепестками», что меняли цвет, отражая настроение Эхо, её намерения или передавая речь.
Вкус миндаля на губах — так всегда бывает, когда начинается слияние.
Эхо расправила обе пары крыльев и тяжело взмахнула ими, отрываясь от поскрипывающей и качающейся под ней палубы.
Дракон–чужак пока не проявлял агрессии к людам и гарканам, он летал вокруг корабля и отчаянными скрипучими воплями пытался дозваться до соплеменницы. Но Эхо ответила лишь коротким гулким рыком, смысл которого был понятен и без знания драконьей речи:
«Уходи!»
По телу эйры волной разлилось тепло, и ощущение собственных рук, ног и пальцев стремительно размывалось. Теперь у них с Эхо на двоих было четыре ноги, четыре руки, четыре крыла и шесть глаз: дракон распахнула вторую пару очей, таких же ярко голубых, с круглыми хрусталиками как и первые, и теперь белокурая Безымянная могла видеть мир не только своими глазами, но и зрением крылатой напарницы. Внешне слияние не было заметно, разве, что движения всадницы и её драконши стали безупречно синхронными, так словно два существа слились в одно.
Впрочем, это действительно так и было.
Теперь Эйлин понимала, что пытается донести дракон — Эхо перевела ей смысл рыков и рева, разумеется, не словами — слияние разумов, эйрийского и драконьего было не настолько полным, да и конструкция языка, свойственная человекоподобным, была недоступна драконьему пониманию, так что дракон просто передала девушке рваные образы, щедро сдобренные болью чужака. Он был испуган, не понимал, что происходит, передавая соплеменнице голосом поток своих спутанных мыслей, воздух был ему непривычен, чужд и разрывал легкие, он дышал судорожно и рывками, а цвет неба и гор вокруг сводили с ума. Единственная отправная точка, то, что мешало ему обезуметь окончательно, была дракон, соплеменница — его расы, его вида, но он не мог понять, отчего на ней седло, почему она гонит его, и кто все эти копошащиеся двуногие, что бегали и кричали на непонятной, большой и оттого угрожающей штуке.
Дракон издал еще один рык и камнем упал вниз, на судно, посчитав его главной угрозой и для себя, и для Эхо. Вредить драконше он не хотел, напротив, пытался освободить от странного влияния этих непонятных двуногих животных, что выглядели под стать причудливому, ненормальному пейзажу вокруг.
Эйлин и Эхо слитые в одно целое среагировали мгновенно, дракон кинулась наперерез сородичу, сложив крылья и в свободном падении меняя цвет, будто окунаясь в невидимое море новой краски.
Черная печаль, когда дракон и всадница обнаружили обвал и вышедшие наружу капсулы с мертвыми драконами, и одну пустую, сменились на алый гнев, когда один выживший все же обнаружился. Теперь же, бока драконши стремительно покрывали бежево — золотистые разводы, Эхо согласилась с решением своей всадницы, дракон опасен, его следует убить, тем более смерть его, разбуженного слишком быстро и неправильно, была неминуема. Решимость — вот, что теперь выражало все её изящное и гибкое тело. Дракон живым снарядом сбила противника с пути, он с грохотом свалился на уступ невдалеке, ошеломленно хлопая крыльями и барахтаясь, перевернутый на спину.