— Не говори со мной так! Ты злишься?
— Я не могу на тебя злиться, — улыбнулся Джером, и девушка с облегчением опустила плечи, он всегда переходил на «вы» и подчеркнуто вежливое обращение, когда сердился на нее. — Садись. — Он усадил её на пуф перед зеркалом. — Посмотри на себя, как же ты хороша! На грацца Мэрия все будут покорены тобой. — Селена польщенно порозовела. Её осыпали комплиментами и одами красоте ежедневно, ежечасно, но только слова Джерома трогали сердце. — Но старик все равно объявит о своей поддержке Шел…
Селена вздрогнула. Джером не любил это имя, его очень огорчало, когда девушка вспоминала о сестре. Скорее по тону, чем по словам, Селена поняла, что это дурная новость. Брат не посвящал её в политику, и Селена знала, что должна благодарить его за это каждый день: он берег её чистоту от грязи, сплетен и интриг.
— Это нехорошо, — скорее сам с собой, чем с девушкой рассуждал Джером. — Флораны скорее всего сбегут первыми… даже мистрес на них вряд ли повлияет.
— Это те, у которых тройняшки? — оживилась при знакомой фамилии девушка.
— Да, Селена, такие рыжие, — Джером умилился наблюдательности сестрицы. — Ты так хорошо подмечаешь детали, из тебя выйдет превосходная Мэра!
— Ну, что ты говоришь, Джей, разве у меня получится? — вздохнула Селена, не понимая, как такой прекрасный, необыкновенный человек, как её брат, выбрал именно ее, больную, вечно испуганную наивную девочку, которая ничего не может сама. И так заботится о ней, бережет, защищает, балует.
— Не бойся, я сберегу тебя от всего мира, ото всех, — Джером обнял ее, встав на колени перед пуфом, и целуя в спину, между атласными лентами шнуровки. — Ничего страшного, ты засияешь на грацца, пусть смотрят на тебя, говори всем хорошие вещи, аплодируй, когда Наместник сделает объявление, так, словно ты сама подала ему эту идею. От щедрой души позволила старичку поддержать нелюбимую всеми старшую сестренку–изгнанницу. Разве это не благородно?
— Наверное, — осторожно произнесла Селена, как всегда стараясь угадать настроение брата и произнести правильные слова.
— Вот и умница, — Джером завязал аккуратный узелок из лент, и поцеловал девушку в макушку. — Мне пора идти, прелесть, я оставлю тебя, постарайся ни в чем не ошибиться, хорошо?
— Комплименты и хлопать. Я все запомнила, — Селена смотрела на братца снизу вверх, ну точь– в точь маленький белоснежный олененок, который только–только научился стоять на тонких ножках–палочках. Доверчиво, но неуверенно, с любовью и преданностью.
Как надо.
— Будь хорошей девочкой, моя Мэра, — взгляд олененка из доверчивого стал жалостливым. Джером усмехнулся, наклонился над ней, и она сама потянулась, целуя его в сухие мягкие губы. — И никаких болезней и приступов, — шепнул ей на ухо редактор, и девушка резко выдохнула.
— Я… я постараюсь.
Он все–таки сердился на нее! Как же больно это понимать! Гораздо больнее, чем царапины и укусы, так тщательно спрятанные белым маревом пудры!
— Джей?
— Да? — редактор обернулся у самой двери, и поправил сюртук. Предстоял неприятный разговор с раздраженным посетителем, который просидел в приемной полдня. Хотя вряд ли конечно он превзойдет по неприятности беседу с Наместником.
— Может, останешься? — попросила Селена, держа руки на коленях, неуверенно перебирая ткань.
— Ну разве будущая Мэра просит? Она приказывает! — рассмеялся от умиления Джером, эта поза, опущенная голова и плечи, ну точь– в точь сейчас расплачется. «Какая она все–таки маленькая еще, и беззащитная. И останется такой навсегда» — подумал Джером.
— Я приказываю тебе остаться.
В Селене, поднявшей голову, промелькнуло нечто знакомое, но давно забытое, огонек воли, отблеск величия Троев. Джером резко выдохнул, и подошел к ней быстрыми шагами, решительно ворвавшись в пенное море подола платья, откинув носком мешающую ткань, чтобы не наступить и не испортить, и, взяв её за подбородок, поцеловал так долго и так страстно, как не бывало, пожалуй, никогда раньше до, и никогда не будет после. Селена почти забыла как дышать, когда редактор, взял её за плечи, и глядя в глаза твердо сказал:
— Никогда не говори со мной таким тоном. Поняла?
— Да… — растерянно произнесла Селена губами, еще влажными от поцелуя, не понимая в чем её вина. Она же сказала все так как он хотел!
— Ну и отлично, — Джером опять улыбнулся, глядя в сияющие глаза девушки. — Не забывай каждую секунду этого вечера, — он сделала паузу, глядя в полные сумятицы и непонимания глаза девушки. — Я люблю тебя, Селена Трой.
— Я тоже тебя люблю, — тихо произнесла наследница, но он уже ушел.
¹ Причина по которой грифойдеры не носят бороды или длинные прически, не столько в кодексе, сколько в любви их жутковатых питомцев хватать все, что мельтешит перед глазами. Поэтому все грифаи как одна носят пучки или короткие стрижки, а все грифойдеры как один соревнуются друг с другом вычурностью бакенбард, которые кодекс к счастью разрешает
² Собрание консулов и этнархов в Мэрии.
Глава седьмая. Ночные разговоры
На стук никто не ответил. Доктор задумался, а стоит ли вообще это делать? Но совесть, вечная его бессердечная подруга, перевесила, и он слегка толкнул дверь, как бы давая ей шанс оказаться запертой.
Увы, Кошка не была благосклонна к доктору в этот день, и со зловещим скрипом дверь отворилась. Темнота. Из щели потянуло непонятным, незнакомым. Корица, пополам с мятой и еще что–то.
Открыть дверь и не войти было бы совершенно не логично, поэтому Зорон вздохнул и совершил одну из самых главных ошибок своей жизни (он вел такой список, в нем уже было «доверять тени», «ввязываться в политику» и «путешествие на воздушном корабле» с пометкой «драконы») — вошел в логово разъяренного гаркана. Собственно, каюта и выглядела именно логовом, жилищем чудовища, которое сгребло покрывала и матрас, занавеси, халаты и полотенца и устроило из всего этого себе лежбище на полу. Для полного попадания в атмосферу не хватало только похрустывающих под ногами костей предыдущих посетителей этого места.
В темноте под ногой, что–то тихо хрустнуло.
«Так я и знал!» — Зорон улыбнулся этой параллели, обнаружив под подошвой частично раскрошенный сахар. Сахарный след вел в крохотную «кухоньку» пристроенную к каюте. Или как она тут называется? Воздушный камбуз? Гаркан обнаружился на полу. Рядом с ним стоял графин, наполненный зеленоватой жидкостью примерно на половину. Она слабо светилась в темноте, отбрасывая на пол веер изумрудных бликов.
Арджан не шевелился, поэтому Зорон сразу включил свет. Вдруг, не дай Кошка, конечно, гаркан и вовсе отошел на изнанку от своей неведомой расовой хвори!
Встревоженные ириды в подвесном шаре–лампе под потолком загорелись неярким желтоватым светом. Краснокожий был жив, по крайней мере вздымающаяся грудная клетка прямо указывала на это. Гаркан сидел, скрестив ноги, и глядя куда–то в проход. Сначала Зорон подумал, что краснокожий смотрит на него, но от перемещения дока влево, направление гарканьего взгляда не изменилось.
— Арджан? — позвал его доктор. Никакой реакции. Зорон пощелкал пальцами рядом с гаркньим невозмутимым лицом — и опять ничего. Доктор отошел немного в сторону и нахмурил высокий лоб, вспоминая, какие вещества вызывают подобный эффект.
Ириды давали мало света, его не хватало для такой большой каюты. Графин с зеленым напитком таинственно сверкал в полутьме. Гаркан игнорировал доктора, вместе со всеми его размышлениями, но стоило Зорону подойти к графину поближе, пытаясь обнаружить в нем ответ, как взгляд черных глаз краснокожего остановился на нем.
Предварительные выводы: пациент жив, и в сознании. С этим уже можно работать. Зорон присел на корточки перед гарканом.
— Ты в порядке? — доктор старался говорить как можно нейтральней, одновременно пытаясь угадать состав в бутылке и предусмотреть реакцию гаркана.