Глава 9. Женитьба
Из купе проводницы доносился мужской голос: «Лежат муж с любовницей: вино, все-
такое, вдруг жена возвращается...»
***
Татьяна, жена Алексея, знала сотни таких анекдотов, охотно делилась ими и любила
посмеяться над горе-любовниками. И пока слушатели, кто с восхищением, кто с завистью, любовались на ее роскошно подрагивающую, изобильную грудь, торжествующе
поглядывала на Алексея: видишь? цени! И он ценил как умел.
Многие, пооблизывавшись месяц-другой на ягодку-Танюшу, пугались ее не по-женски
прямолинейного нрава и тихо исчезали с ее горизонта. Но Татьяну это не смущало: при
ее-то формах удержать мужичка не вопрос, но первыми по плану значились институт, хорошая работа, зарплата, и только потом поиски жениха. Список требований к
кандидатам в супруги был длинным, подробным и постоянно пополнялся новыми
пунктами.
Когда настало время определяться с личной жизнью, Татьяна правдами–неправдами, через родственные и неродственные обмены, получила в единоличную собственность
двухкомнатную квартиру, а уж потом занялась кастингом: ходила по разным
соревнованиям, матчам, клубам, даже в автошколу записалась. Вечера выпускников тоже
кстати пришлись: мужичков пруд пруди (вуз-то технический) и общие темы всегда
найдутся. Там и заприметила Алексея: высокий, обаятельный, с лучистым взглядом, легкой походкой, – экстерьер подходящий. По своим каналам узнала «установочные
данные»: полная семья (папа, мама), местная прописка, образование, понятно, высшее, в
браке не состоял, детей нет, здоровье в порядке, – короче, можно брать. Правда, ходила о
нем слава сердцееда, – уж больно симпатичный! – но другого б она не потерпела, ни она, ни ее честолюбие.
Не слишком зацикливаясь на конфетно-букетных настроениях (только время тянуть да
деньги переводить), она занялась подготовкой общественного мнения. Сработало оно как
положено, – беспардонно и быстро. Скоро в тайну будущей свадьбы было посвящено
полгорода, а Лешик все медлил.
Какую девушку не тянет на романтику? Особенно в пору сердечных волнений! Татьяну не
тянуло. Никак. Ни разу. Собственно, ничего против любовной болтологии она не имела, но в душе презирала и ее, и тех, кто на нее ведется. Алексея такой практицизм смущал:
– А как же искусство? Книги, картины, романы, музыка, всë любовными флюидами
пропитано! – пытался он пробудить в Татьяне сочувствие к прекрасному и поэтическому.
При ее-то формах, еще б и содержания поромантичней, поженственней...
– И флюиды твои чушь, и искусство туда же! – не задумываясь, парировала она, кокетливо оправляя что-то на груди.
– А Пушкин, Лермонтов, Есенин?
– Лодыри и бабники!
– И не скучно тебе так жить?
– Мне? Скучно? Да я все время в действии, в процессе, в движении! Ставлю цель и иду к
ней! Препоны, преграды, а я все равно иду!
– А потом?
– Потом новую ставлю!
– А для души?
– Опять ты! Для души квартира, хорошая работа, нужные знакомства. Все есть! Хозяина
бы... – капризно прикусывала она нижнюю губку.
«Пора бы ему решаться, – горела от нетерпения Татьяна. – Все готово, продумано, деньги
подкоплены, ресторан выбран... Знакомые и родственники только и ждут, когда она дату
назовет. А ей, между прочим, не двадцать лет, – еще немного, и поздно будет. Девки-то
нынче ловкие, хваткие пошли, – вмиг из-под носа уведут. А этот ни мычит, ни телится.
Самой действовать надо! Решительно и наверняка: да-да, нет-нет, – чего ждать-то! Тем
более скоро очередная институтская вечеринка в любимом выпускниками кафе. Чем не
подходящий момент?»
На решающее мероприятие Татьяна оделась и накрасилась как можно эффектнее (Лешик
со своей аллергией потерпит). Ощущение близкой победы бурлило в каждой клеточке
богатого, налитого тела, глаза блестели необыкновенно ярко. Алексей даже смутился: что
это – вдохновение? влюбленность? неужто прорвалось, пробудилось? и когда, после
бокала-другого, на щеках Татьяны сквозь тон и пудру проступил румянец, – в который
уже раз заговорил о природе и красоте чувств.
– Чувств тебе? Ну, смотри! – зло сверкнула она глазами, и решительно направилась к
маленькой эстраде, забралась на нее, крикнула что-то музыкантам, и указав на Алексея, хрипло произнесла в самый микрофон: – Танцую... Для него.
Если кто и взглянул на Алексея, то лишь из вежливости, – все внимание устремилось к
ней, невысокой, аппетитной, разгоряченной.
Татьяна не стала томить публику: с первыми же аккордами расстегнула верхнюю
пуговичку блузки и, дождавшись звуков одобрения, перешла к следующей. Мужчины
отвлеклись от спутниц, спутницы опустили глаза, кто-то поспешил на выход...
Пуговичка за пуговичкой, – вскоре Татьяна скинула блузку и, швырнув ее на крышку
рояля, перешла к лифчику. Маленькие пальчики игриво оттягивали узкие лямки.
Мужчины толпились у эстрады, у ног танцовщицы, не сводя глаз с ее пышущего
здоровьем тела, алкоголь возбуждал, напряжение росло. «Эй, лабухи, бахните, чтоб стены
вздрогнули!» – крикнули из зала. И лабухи5 бахнули: столики задребезжали, стекла
взвизгнули. Мужчины с горящими глазами довольно загудели. Ошарашенный Алексей
поспешил на выход, но перед самой дверью обернулся на эстраду. Брызнув в него дерзким
и гордым взглядом, Татьяна отчаянно тряхнула грудью и, мигом скинув лифчик, явила
всю свою вожделенную роскошь, подрагивающую, спелую, упругую. Пронесся стон
восхищения, кто-то полез на эстраду, кто-то попытался стащить скомканную блузку...
Татьяна, не ожидавшая такой резвости от хмельных зрителей, нервно попятилась за
кулисы, на ходу одеваясь и путаясь в рукавах и рюшах, больно ударилась обо что-то
острое (даже слезы навернулись, – и это кстати!) и, с трудом выбравшись из толпы, поспешила следом за Алексеем в холл.
– Что!? Получил? Ты же хотел чувств?! – набросилась она. Вызов и слезы мешались в ее
голосе, волосы растрепаны, блузка застегнута наперекосяк, как у малого ребенка, в
движениях – взвинченность, в глазах – беспомощность.
– Ну все. Успокойся. Все хорошо, – может, не так уж она нечувствительна? Может ей
больше других его тепло и нежность нужны. И то ли жалея, то ли успокаивая, прижал к
себе растерянное создание. – Я рядом.
– Рядом!? – и в шаге от победы Татьяна не собиралась расслабляться. – Что мне твое
«рядом»? Ты как есть скажи, кто я тебе? девочка для прогулок или женой твоей буду?!
Вихрь сочувствия и винных паров подхватил мысли Алексея, и он подчинился стихийным
началам:
– Будешь. Будешь ты моей женой.
– Значит, делаешь мне предложение?!
– Делаю, – чего не скажешь, чтоб утихомирить женщину.
Татьяна выдохнула, отошла к зеркалу, поправила прическу, макияж, перезастегнула
блузку и вернулась, сияя улыбкой победительницы:
– Пошли-ка! – повела она его в зал. – Перед всеми скажешь!
Алексей послушно последовал за ней, – только бы все поскорей закончилось, а как угар
пройдет, и объясниться можно.
Уставшие музыканты играли абы что и абы как, у эстрады, изгибаясь, топталось
несколько полуобнаженных девиц, мужики скучали. Увидев вернувшуюся парочку, все
притихли, будто только этих двоих и ждали, и даже девицы вернулись за столики.
– Давай, – указала Татьяна Лешику на эстраду.
– Может, без этого... – вяло отпирался он.
– Давай! Давай! – раздались нетрезвые голоса.
Он неохотно подошел к эстраде, но подниматься не стал. Ему сунули микрофон, – не
отмахнешься:
– Ну... в общем... – мялся Алексей
– Ну?! В общем?! – активно втягивала публику Татьяна.
– В общем, я делаю тебе предложение, – прожевал он куда-то в себя.
– Еще раз, и громко! – не унималась Татьяна.
– Сказал, будь моей женой! – сердито рыкнул он.
По залу прокатилось одобрительное «О!», но, очевидно, публику это волновало меньше, чем недавнее зрелище.
– Я согласна, – ответила Татьяна.
А это и вовсе никого не интересовало. Прощаться было излишне. Так и уехали, по-
английски.
Первая ночь была жаркой. Татьяна упивалась победой и добычей. Алексею казалось, что
именно благодаря ему она, может, впервые в жизни ощутила надежду, отчаяние, кураж, –
целую палитру чувств. Но уже на следующее утро молодая обнаружила прежнюю
невозмутимую приземленность: за завтраком сухо обсуждала предстоящую свадьбу, его