— Только Алеш… мне б совсем отдохнуть. От всего.
— От чего — всего?
— Не сердись. Я думаю, мне бы… нам… друг от друга… отдохнуть надо, — еле выговорила Марина.
— Друг от друга?.. — задумался он. — Тебе тяжело со мной? … Скажи.
Марина обессилено молчала.
— Ладно, — не дождавшись ответа, кивнул Алексей. — Так и быть, — встал да ушел, только дверь хлопнула.
Ошарашенная Марина привалилась плечом к стене: выгнала, получается? вот так просто? А чего она хотела? Сама сказала: отдохнуть хочу, — вот и отдыхай. Мысли жалили, сердце полнилось болью, а губы шептали «Алеша, Аленький, Алый…». Предвкушение долгожданного уединения сменилось мертвенным беззвучием вдруг обрушившегося одиночества. Марина закрыла глаза, и утонула в забытьи, безмысленном, глухом и безвоздушном, и не слышала, как уркнул замок, и скрипнула дверь в квартиру… Лишь благоухание свежей зелени вернуло ее к действительности. Алеша стоял в дверях, держа перед собой пушистое облако ромашек в неприметном ведерке.
— Алый… — выдохнула Марина.
— У тебя тут с настроением что-то было. Вот, — протянул он цветы, и сам же поставил их в угол, — как будто я только пришел. Давай?
Марина ответила благодарно смеющимся взглядом, и уже не могла понять, как собиралась прожить целый отпуск без Алого.
***
Алексей еще с вечера решил, что на сегодня баз вариантов отпрОсится, чтоб похитить, украсть, увезти Марину туда, где обои на стенах и ковер под ногами, и диван человеческий (не на полу спишь!), и огромные махровые полотенца в ванной. Пока Марина спала, сбегал позвонил родителям, предупредил, что с Мариной приедет. Познакомятся, наконец. А еще, — думал он на обратном пути, — вместе в парке погуляют. Парк огромный, в жару, конечно, народу многовато, зато вечером тихо, пустынно… парочки целуются… глядишь, и Марина осмелеет… (Уж больно стыдливость ее достала. Дома еще ничего, а на улице — не обнять, не приголубить, разве за ручку. Это с ним-то 33-летним за ручку!). С Толяном встретятся, — интересно, поладят ли? Словом, пока ходил, звонил, — изошелся на фантазии и планы, и еле дождался, когда Марина все соберет, закроет, проверит…
… Скоро все вместе ужинали на маленькой уютной кухоньке обычной многоэтажки спального района: Марина с Алым и его родителями. Отец, пожилой, с высокими залысинами, и живыми, ярко-карими глазами, со значением поглядывал на сына, — понимаю, мол, — и влюбленно, — на жену, совершенно седую женщину с удивительно молодым лицом и узнаваемо голубыми для Марины глазами. Она называла Марину «доченькой», и радушно пододвигала то блюдечко с печенюшками, то розеточку с вареньем. Марина, оробев от их ласки и приветливости, умоляюще поглядывала на Алешу, но тот ободряюще улыбался: привыкай… Словом, родители приняли Марину как родную, может, были счастливы надеждой, что Алька определился (пора б уж, в его-то возрасте), — и на следующий день, уехали на дачу исполненные понимания, мудрости и вежливости.
… Толян вежливостью не отличался, зато любил щегольнуть цинизмом и даже нахальством, но злым человеком не был, скорей недоверчивым, особенно ко всему возвышенному, и, так уж повелось, к Лехе относился покровительственно, как к младшему. Друзья хоть и были одних лет, но Толяну повзрослеть раньше пришлось, в 14, когда родители погибли, — в детдом не попал, потому что сестра, старшая, уже совершеннолетней была. Так вдвоем и жили. Спасибо Лехиным родителям, — всех троих, Альку и Толика с сестрой, одинаково тащили и опекали. Но Толян и не думал за спинами взрослых отсиживаться, парнишка-то волевой, с характером. Лет с 15 подрабатывать начал, ко всему прислушивался, присматривался, примерялся, на ус мотал, на сестринские шуры-муры до того налюбовался, что женщинам веру потерял. А после Лехиной женитьбы на слабый пол без кривой ухмылки смотреть не мог.
С Мариной не то чтоб жаждал познакомиться, так… за друга волновался, а потому, едва Лехины родители уехали, сразу в гости к другану заявился, но только и успел, — на кухню пройти да за налитый чай «спасибо» сказать, — Марина в Лехину комнату ускакала.
— Дикая что ль? — кивнул Толян вслед ей.
— Есть немножко, — довольно сияя, ответил Леха. — Ей к человеку привыкнуть надо.