Встреча третья. Глава 17. Проводы Сони
— Мариночка! — всплеснула руками Сонина мама. — Давно не виделись!
— Ну уж давно! Месяца 3 назад, на Сониной свадьбе гуляли, — отряхивалась Марина от ноябрьского снега и грязи.
— А-а-а… Ты еще в платье таком была… Чайной розы… Нежное-нежное…
— Понравилось? — да уж, пришлось расступиться. Не идти ж на свадьбу подруги в вечных джинсах. (Когда ж до потолка-то дело дойдет!)
— Наконец-то! — из-за спины мамы высунулась Соня. — А то я сама уже к тебе собиралась. Со всеми попрощалась, а с тобой — нет. Проходи, проходи!
Непривычно яркий свет заливал распахнутые шкафы, магазинно аккуратные стопки одежды на диване, стол, заваленный альбомами и фотографиями… Соня собиралась к мужу в Германию и вместе с мамой обследовала все уголки, закуточки и ящички, словно составляя архивы памяти.
— Уезжает дочка… — причитала Сонина мама. — Новый Год одна справлять буду…
— Ма-ам… Мы ж договорились, как устроюсь, — приглашение вышлю. Может, еще и к праздникам успею. Приедешь, поживешь, а там выбирай: хочешь, с нами оставайся, хочешь, здесь живи.
— Да что мне там делать? Чужой язык, чужие люди.
— Сколько раз говорила! У Штефана — русская мама, сам он и по-русски и по-немецки разговаривает. И друзей русских у них полно… — чуть не плача отвечала Соня. — А хочешь, вообще никуда не поеду? Здесь останусь.
— Что ты! Сонюшка, это ж я так… Все дети вырастают, а для родителей все равно маленькими остаются. Вот и переживаю… Вы ж на моих глазах выросли… — любовно посмотрела она на подружек, уютно устроившихся на диване. — Мариночка, а может, к нам переедешь? В Сониной комнате поживешь, а свою сдашь. И тебе лишняя копеечка, и мне не скучно.
— А и правда! — обрадовалась Соня. — И мне бы за вас обеих спокойнее было.
Марина ответила не сразу:
— Вы замечательные, и однажды спасли уже. Теперь сама должна… Работа есть. Комната тоже. Там и жить надо…
— Болит еще? — неуверенно подытожила Соня, угадывая, как тяжело было Марине появиться гостьей в этом дворе, в этом доме.
— Не только. Сама подумай, кто мою комнату снимет? Состояние ужасное, телефона нет, всегда темно… Приличный человек там жить не станет, что-нибудь получше найдет, так? А неприличные жильцы мне не к чему, итак ремонтировать и ремонтировать…
— А если надолго сдать? И не за деньги, а за ремонт? Я бы знакомых поспрашивала, — вздохнула Сонина мама.
— Боюсь, ваши знакомые вас не поймут, — улыбнулась Марина. — К тому же вы к Соне ехать собираетесь. Да и комнату без пригляда оставлять не хочется.
— Тоже правильно. Времена сейчас дурные… Кстати, от мамы — ничего?
— Нет, — стараясь казаться невозмутимой, ответила Марина. На самом деле, она разыскала адрес Варвары Владимировны, даже несколько писем отправила, — без толку. Если Варвара Владимировна вычеркивала кого-то из жизни, то навсегда, безжалостно и бесповоротно.
— Ну ладно, пойду чайку сделаю, — и Сонина мама, захватив наугад какой-то из фотоальбомов, ушла на кухню.
— Ну, с жильем и мамой — понятно. Про работу — все уши уже прожужжала, а про Алексея — стороной обходишь. Я кроме имени да той вашей встречи перед твоими выпускными, толком ничего и не знаю.
— А говоришь, — ничего.
— Не увиливай давай. Рассказывай.
— Что рассказывать-то! Встречаемся и встречаемся.
— Ой ли! Сдается мне, скрываешь ты что-то. Говорить не хочешь. Глаза, вон, отводишь. В чем дело-то?
— Сама не знаю. Не так со мной что-то. Вот говорят, любовь крылья дает, к жизни пробуждает? … А у меня… наоборот у меня получается. Рядом с Алым — живу еще, и ничего не надо, только бы рядом быть, глаза его видеть. А как одна остаюсь, будто и не живу: стирать, убирать, ремонтом заниматься — ничего не могу. Вдруг, думаю, придет, а я в беспорядке, потная, какая уж тут романтика! И просто так сидеть — тоже невыносимо, куда ни посмотрю — все о нем, а его нет. Вот и жду, и будто других чувств нет. Да что ремонт! Читать совсем перестала…
— На книги деньги нужны. А у тебя, как понимаю…
— Так библиотеки-то по-прежнему бесплатные. Да не в одних книгах дело. Вся жизнь сжиматься стала. И ведь понимаю, что нельзя так. Нельзя всю свою жизнь в при-нем-существование превращать. И что делать не знаю.
— Ну не знаю. Я тоже все время о Штефике своем думаю. Засыпаю, просыпаюсь, радуюсь, расстраиваюсь, — к нему хочется: поделиться, поболтать. Сначала тоже как больная была, а потом ничего, — выровнялось, улеглось. И у тебя уляжется. Сам-то Алексей что? Замуж не зовет?