Аналогичное надо сказать и о Венере, начальной эпохой которой я назвал ее реальное соединение с Солнцем 8 сентября 1899 года и отсчитывал ее полные синодические обороты также вспять.
Затем еще одно замечание.
Мне говорили и даже не раз: если наши материалы по древней истории и даже по Средним векам так переполнены подложными документами, то как же отличить историческую действительность от фантазии?
Но предлагать такой вопрос может только тот, кто не отнесся внимательно к моему исследованию. Ведь сам же я даю везде надежный критерий. Не раз я говорил, что если в документе упоминаются вычислимые небесные явления, вроде солнечных и лунных затмений, или гороскопические записи, то вычисление их сейчас же обнаруживает достоверность или недостоверность документа и даже устанавливает время, когда он составлен. Если же астрономических указаний в документе нет, то достоверность или недостоверность его обнаруживается из его сравнения с такими, где имеются астрономические подтверждения. А общей основной проверкой служит теория непрерывной эволюции человеческой культуры, устанавливающаяся на основании астрономического хронологирования документов и по другим естественнонаучным соображениям.
Конечно, всякий даже самый добросовестный и неповрежденный переписчиками манускрипт есть лишь одностороннее изображение действительности. Несколько таких документов, если они не пересказы с одного и того же, похожи на фотографические снимки той же самой местности, снятой с разных точек зрения. Сфотографируйте какой-нибудь сложный ландшафт с нескольких пунктов — спереди, сзади, с боков — и вы не скажете без серьезного изучения его деталей, что это одна и та же местность. Так и в исторических описаниях, сделанных независимо друг от друга и особенно авторами различных воззрений или национальностей.
Однако всякий документ — искренен он или подложен— есть сам по себе исторический факт и становится нашим руководителем, как только мы установили его время и место. Он характеризует психическое состояние и уровень культуры людей своего времени. Подобно тому как геолог восстановляет по одному окаменелому зубу тип и образ жизни неведомого животного, так и историк, на основании выдвигаемой мной эволюционной непрерывности человеческой культуры, может по одному клочку древнего манускрипта определить время, местность и состояние культуры того времени, когда он писан, хотя бы на нем и не было никакой датировки.
А без этого критерия получается вместо истории лишь хаос ничем не связанных клочьев.
При чтении моего исследования читатель, никогда не должен забывать его основного положения, которым обусловливаются все детали: культура распространялась, распространяется и будет распространяться всегда из культурных местностей в некультурные, а не наоборот. В древности она должна была идти из плодородной долины Нила в аравийские пустыни, а не из аравийских пустынь в плодородную долину Нила, из Царьграда с берегов Босфора к Мертвому морю Палестины, а не от Мертвого моря Палестины в Царьград на Босфор. В Средние века, когда развилось парусное мореплавание, культура, как материальная, так и умственная, должна была распространяться из изрезанной морскими заливами и орошенной многочисленными реками Европы, предназначенной самой природой быть рассадником культуры, на азиатский Восток, менее приспособленный к инициативной роли в этом отношении, а не с азиатского Востока в Европу, как более его приспособленную к культуре.
В связи с этим находится и второе мое основное положение, о котором я уже говорил в начале этого предисловия: там, где природа за исторический период резко не изменялась, не прерывалась и культура, а только гегемония ее переходила в другие местности по мере того, как развитие техники делало их более благоприятными с точки зрения общественной экономики. При этом Эволюция культуры шла не плавно, а порывами, из которых на памяти человечества остаются три, сменявшиеся периодами сравнительного успокоения. Первый порыв был так называемое «Великое переселение народов» в IV–V веках нашей эры, которое мы не должны рассматривать как переселения всей массы населения в другие места, а только как переселения господствовавших слоев, что вызвало образование крупных теократических империй. Второй порыв был так называемые «Крестовые походы» XI–XII веков, понимаемые в том смысле, как это дано мной в пятом томе. И наконец, третий порыв начался в конце XVIII века и, вероятно, закончится в половине XX — период общественных революций, после которого можно ожидать опять около полутысячелетия плавного, спокойного развития человеческой жизни и мысли.
Таковы основные тезисы этого моего исследования. Указывать мне, как это до сих пор только и делали, на разные мелкие и неизбежные при такой большой работе просчеты, где мне одному приходилось бороться против всех, конечно, можно и должно, но выставлять частные возражения, вместо поправок и улучшений всей работы, за опровержение только что формулированных здесь ее основных реалистических положений может только мистик или фантазер или — много хуже! — жалкий буквоед, а не мыслящий и всесторонне образованный историк человеческой жизни и культуры.
Книга VII
Великая Ромея — первый светоч
средневековой культуры
Основная задача этой моей большой работы была: согласовать исторические науки с естествознанием и обнаружить общие законы психического развития человечества на основе эволюции материальной культуры, в основе которой, в свою очередь, лежит постепенное усовершенствование орудий умственной и физической деятельности людей.
Меня часто спрашивают: почему я дал такой своей работе малоподходящее (по их мнению) название «Христос», когда сам же я доказываю везде, что евангельский Христос, превращавший воду в вино, воскрешавший умерших, от которых «уже смердило», и ходивший по водам, как по суше, — есть простой продукт воображения первых сентиментальных средневековых романистов и что истинным основателем христианской религии был византийский Великий Парь (по-полугречески — Василий Великий), по-видимому, тождественный с императором Юлианом Философом, а не монах, каким его рисуют «Жития святых».
Но задавать такой вопрос могут только те, которые совершенно не знают значения слова «Христос», как оно понимается теологами и должно пониматься всяким образованным человеком.
Слово «Христос» (Χπιστοσ) значит просто «посвященный в тайны высших знаний» (посвященник, помазанник), а Иисус Христос значит просто Иисус Помазанник. Не признавать существования в Средние века «помазанников» из-за того только, что мифический евангельский Иисус получил чин помазанника, — это то же, что не признавать существования капитанов из-за того, что Жюль Верн написал роман, в котором главным героем является вымышленный им капитан Гаттерас, или отвергать существование города Полтавы из-за того, что Котляревский написал пьесу, в которой главная героиня Наталка Полтавка никогда не существовала.
А если мне скажут, что слово «Христос» в вульгарном употреблении уже слилось с именем евангельского Иисуса и что благодаря этому мою книгу могут купить и верующие в «евангельского Христа», ходившего по водам и претворявшего воду в вино, то я отвечу: тем лучше, пусть и они ознакомятся с серьезными представлениями об этом предмете. В научной же области слияния обоих имен никогда не было, и даже в этой самой моей работе я цитирую книгу Робертсона «Языческие Христы»[115], самое название которой показывает, что в науке и до меня слово «Христос» постоянно употреблялось в своем общем смысле не только в греческой, но и в европейской литературе. Пора перейти к такому употреблению и вообще. Это все я говорил уже в предисловии к первому тому моей работы, так что не понимать смысла ее названия могут лишь те, кто не читал не только ее содержания, но даже и первого предисловия к ней.