Нам тесны стали пять старинных ритмов классической поэзии, эти хореи, ямбы, дактили, амфибрахии и анапесты. Мы начали по временам выходить из них и в новые стопы, как, например, у Игоря Северянина:
Или:
Ведь как бы мы ни разделяли (искусственно и насильно) метрику от ритма, а все же совершенно ясно, что в первом из этих стихотворений совершенно особая стопа в девять слогов, с доминирующим ударением и растяжением на втором слоге, а во втором — восьмисложная стопа с ударением и растяжением на; шестом слоге, а вовсе не анапест.
Ясно, что истинная теория всенародного, общечеловеческого стихосложения должна принять во внимание: 1) двусложные стопы — дион первый и второй (хорей и ямб), которые попарно легко соединяются в четверосложные стопы; 2) трехсложные — трион первый, второй и третий (дактиль, амфибрахий и анапест); 3) четырехсложные — тетрон (или пеон) первый, второй, третий и четвертый, смотря по тому, на каком слоге в них ударение; 4) пятисложные— пентон первый, второй, третий, четвертый и пятый; 5) шестисложные — различные гексоны; 6) семисложные — гептоны; 7) восьмисложные — октоны и даже девятисложные — нононы, как только что приведенные из Игоря Северянина, хотя в многосложных стопах и нельзя обойтись без подчиненных вторичных ударений, что приводит к возможности стоп даже и с двумя ударными слогами.
пишет Бальмонт стопой в четыре слога с ударением на первом и четвертом, а у Марии Конопниикой и у некоторых других находим стопы и в пять слогов с двумя ударениями в каждой:
Точно так же мы, русские, язык которых гибче всех других, уже давно вышли из пределов прежних «женских» и «мужских» рифм. Мы имеем, еще со времени Лермонтова, много стихотворений с рифмами, носящими ударение на третьем слоге от конца, а теперь в помешенных здесь моих давнишних стихах вроде «Атолла», «Древней легенды», «При звездах», «Карты девушки раскладывали» или «В тени»:
и в некоторых стихах у Валерия Брюсова мы видим ударение на четвертом и даже на пятом слоге от конца…
Но параллельно такому расширению рифмовки и формы должно, повторяю, идти расширение и содержания поэзии введением в нее все новых и новых сюжетов. И с этой точки зрения можно сказать, что только тот поэт оставит о себе воспоминание в истории этой области человеческого творчества, который внес в нее что-либо новое, оригинальное, еще не разработанное его предшественниками.
ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ,
В МОСКВЕ
Обстоятельства сложились так, что Н. А. Морозову не удалось создать свою собственную научную школу. У него были помощники, но никто из них не стал его учеником, а тем более продолжателем его работ.
В 1907 году Петр Францевич Лесгафт пригласил бывшего шлиссельбуржца работать в свою С.-Петербургскую биологическую лабораторию. Здесь Н. А. Морозов читал лекции по химии и астрономии в Высшей вольной школе, открытой при лаборатории, и занимался теоретической доработкой тех проблем, над которыми начал трудиться еще во время своего долгого заключения. В это время у него были ассистенты, помогавшие ему при решении лишь технических вопросов, они участвовали в основном в проведении различных расчетов. Возможно, со временем они вникли бы в те проблемы, над которыми работали вместе с ученым, и стали бы его активными сотрудниками. Но этого времени не было. Сначала война изменила обычный ход вещей, а затем революция поменяла весь быт. С началом разрухи Морозову поступил ряд предложений заняться наукой в другом месте, но он решил остаться в Петрограде и попытаться выжить вместе с С.-Петербургской биологической лабораторией, директором которой его избрали зимой 1918 года.
А весной 1918 года новый директор предложил фантастическую по тем временам программу работы института. Он хотел создать на базе лаборатории научное учреждение, которое объединило бы специалистов из разных областей естествознания для решения общих, единых для всего института проблем. Вообще-то идея объединения под одной крышей физиков, астрономов, химиков и биологов появилась еще при П. Ф. Лесгафте, который считал, что природа едина в многообразии своих проявлений, а потому должна изучаться как единое целое. Но только сейчас появилась возможность реализации этой идеи. Советское правительство шло навстречу инициативе ученых, если последняя способствовала развитию науки в стране.
Помимо руководства институтом, Н. А. Морозов взял на себя заведование только что созданным астрономическим отделением. Сотрудниками нового отдела стали его соратники по Российскому обществу любителей мироведения (РОЛМ), председателем которого он был избран с момента его образования. Это были Даниил Осипович Святский, Михаил Яковлевич Мошонкин, Сергей Владимирович Муратов, Михаил Анатольевич Вильев, Наум Ильич Идельсон, Нина Михайловна Штауде, Сергей Михайлович Селиванов.
Одной из основных задач астрономического отделения являлась разработка вопросов исторической астрономии, выдвинутых в области звездной мифологии, и установление времени различных исторических памятников древности, содержащих в себе астрономические указания. Для этой цели астрономы-вычислители отделения, кроме различных специальных работ, приступили к составлению системы таблиц, с помощью которых можно было бы определить все времена, соответствующие данному расположению Солнца, Луны и планет. Кроме того, астрономическое отделение занималось исследованиями астрофизического характера, обработкой произведенных на частных обсерваториях России наблюдений над переменными звездами, теоретическими исследованиями и обработкой наблюдений падающих звезд.