БОРИС ПАНКИН
ЧЕТЫРЕ Я КОНСТАНТИНА СИМОНОВА
Книга написана на основе личного знакомства автора с Константином Симоновым, а также обширного документального материала, собранного в результате встреч и бесед с его женой Ларисой Алексеевной, личным секретарем Ниной Павловной Гордон и другими лицами из окружения Константина Михайловича, а также углубленного изучения архивов писателя.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ: ГЛАВНЫЙ ПАНКИН
В 1973 году автора этих строк принимали на работу в «Комсомольскую правду». Приему предшествовала серия собеседований с начальниками «Комсомолки»: крошечными, побольше и совсем уж настоящими. Какие бы времена ни стояли на дворе, «Комсомолка» всегда живет, как муха в янтаре, в одной эпохе — демократической. Но и здесь, как и во всей остальной России, истинный масштаб начальника лучше всего определяется даже не размером его выходного костюма, а площадью кабинета, им занимаемого. Микроскопические начальники имели и микроскопические кабинеты, начальники побольше и кабинеты занимали на полплевка больше.
Судя по всему, Настоящий Начальник в те времена в «Комсомольской правде» был один — Борис Панкин. В этом убеждали и размер кабинета, в который я заглянул-таки одним глазом, и еще одно — размер тишины возле кабинета. Горластый здешний народ почему-то резко сбавлял в децибелах перед панкинской дверью.
Самое удивительное, что Борис Панкин в те дни уже не работал в «Комсомолке». Он был только что назначен председателем правления ВААП, а сидел в редакции, в своем старом кабинете лишь потому, что ВААПа, агентства по авторским правам, как такового еще не было. Создать создали, а здания пока не выделили.
Никто из «Комсомолки» (а нет более амбициозных парней и девушек, чем здесь, я убежден, что один из комсомолкинских выходцев со временем станет-таки и президентом страны) работать в каком-то там ВААПе не собирался.
Никто в Советском Союзе не знал еще толком, что такое авторские права (это же еще эфемернее, чем права человека!), а тем более — их охрана.
Следом не собирались, толком не знали, а, поди ж ты — все еще побаивались (в России это и есть самая здоровая форма уважения). В «Комсомолке» вообще никогда никого не боялись (читай — не уважали), кроме... собственно Главного.
Одним из ближайших предшественников Панкина был Алексей Аджубей.
Так вот: одно дело побаиваться кого-то, когда он — зять Первого секретаря. А если ты не зять, да к тому же уже и не работаешь в «Комсомолке» (вылетел), так чего ж тебя уважать — бояться? (Это как люблю-жалею — тоже весьма русская идиома).
А Панкин точно вылетел, хотя и на министерскую должность. Говорят, что не знали, куда пристроить, как убрать без шума из «Комсомолки», для того и создали чего-то там по охране каких-то чужих (?!) прав в государстве, где все и так надежно охранялось. После его назначения главный редактор «Литературной газеты» А. Чаковский сказал: «Белинского назначили Бенкендорфом. Посмотрим, что из этого выйдет». Вышло неплохо: ВААП действительно помог многим достойным писателям обрести достойную, не обворованную жизнь.
Его не боялись почему-то только постаревшие девушки из стен-бюро, с которыми он когда-то, стажером, выпивал на субботниках и на уборке картошки в подшефном колхозе. И он этих девушек почему-то не забывал: видимо, в молодости и впрямь были хороши.
Этот Главный писал, что думал, а не что нашептывали обольстительные шептуны разных рангов. А написанное умел отстаивать насмерть. Причем, что похвально — в том числе и написанное другими. Умел и не печатать: уровень Главного определяется, как и размером кабинета, не только тем, что он печатает, но и тем, что он способен не печатать. Не печатать, несмотря на давление как снизу, так и сверху.
Вообще-то у Бориса Дмитриевича любопытное качество: в «Комсомолке» он начинал стажером, а заканчивал, пусть даже «вылетая», Главным. В дипломатии начинал (уже после ВААПа) послом в небольшой стране, а заканчивал — изберем дипломатический язык (перед Англией) — министром иностранных дел громаднейшего Советского Союза.
Сейчас он свободный, не ангажированный политик, крепкий, честный писатель, критик, к которому прислушивается не только публика, но даже и сами авторы, что большая редкость, — и я бы не рискнул загадывать, где и на чем он остановится.
У него резкие, мужские черты лица, твердая рука, его отец умер недавно, в девяносто с лишним лет.
Панкин прыгал с парашютом, дружил (и тоже неоднократно выпивал) с Гагариным, играл в футбол. Открыл когда-то Айтматова. Был очень близок с Симоновым... В его характере и судьбе (здесь тот случай, когда именно характер во многом определил судьбу, а не наоборот) есть некое романтически-авантюрное, преобразовательское начало, присущее мужчинам, с которыми охотно ходит под венец самая ветреная дама — Эпоха.