— Нет, Десмонд. Почему?
Слеза скатилась по щеке охранника.
— Потому, что я люблю тебя, чувак. Я люблю тебя и полевые цветы, я люблю эти автобусы на улице и даже студентов университета с их ехидными шуточками и прокуренными свитерами. Я люблю всю вселенную, чувак.
Всхлипывая, Десси нажал на кнопку, и двери открылись.
— Десмонд! Что тебе стоит дать мне еще и пропуск посетителя?
— Не вопрос, чувак. Кстати, когда тебе будет не в лом, залетай ко мне на флэт. Покайфуем вместе, приколемся.
— Очень интересное предложение, — сказал Лоури, хотя не понял ни слова из сказанного Десмондом.
Повернувшись к своей призрачной спутнице, Маккол спросил:
— Что ты сделала с этим беднягой?
Мэг пожала плечами:
— Я просто зашла к нему в голову, увидела в чуланчике какой-то розовый веселенький ящичек и открыла его.
— Ты знаешь, пока он хамил, он мне больше нравился.
Лоури размашисто шагал по широкому коридору, и его уверенность в себе росла с каждым шагом. С пропуском, прикрепленным к лацкану пиджака, он мог свободно пройти в любое помещение телецентра, включая, как он надеялся, и то, в котором снималась передача «Чай с Цецилией».
Студии, в которых снимаются телепередачи, в жизни совсем не такие, как на экране. Во-первых, они меньше. Во-вторых, по телевизору вам никогда не показывают, что начинается там, где кончаются декорации. Декорация передачи «Чай с Цецилией» выглядела так, словно какой-то великан откусил целый ломоть от пригородного коттеджа, а затем ему чем-то не понравился цвет обоев и он выплюнул огрызок прямо посреди большой комнаты в Доннибруке. Лоури был немного разочарован. Разочарование истекало из него фиолетовыми потоками.
Мэг не смогла удержаться от того, чтобы не сострить:
— Неужели наш мальчик все еще верит в сказки?
Лоури хотел ей ответить резко, но вовремя прикусил язык. Он уже был так близко к цели, что не мог рисковать. Начни он разговаривать с самим собой, и его наверняка вышвырнут за двери, как сумасшедшего.
Мэг, давясь от смеха, продолжала сюсюкать.
— И мульти-пульти тоже не настоящие, сынок. Это просто такие картиночки, которые двигаются быстро-быстро.
Лоури попытался испепелить ее взглядом. В мире, в котором теперь существовала Мэг, взглядом и на самом деле можно было испепелить. Ядовито-оранжевый свет вырвался из глаз старика и ударил своим лучом прямо в голову Мэг.
— Ой! Прекрати немедленно!
— А ты перестань умничать, — прошипел Лоури, продолжая при этом старательно улыбаться.
Все зрители на шоу делились на три категории: седые, с голубыми волосами и вообще без волос. По аурам Мэг могла прочитать мысли каждого из них. Воспоминания о былой борьбе и боли утрат висели над их головами, перемешиваясь друг с другом, словно нарисованные разноцветным дымом картины. И тем не менее все они думали о любви. О любви и о семье. Почти каждая присутствовавшая душа хранила в себе воспоминание об утраченном драгоценном и любимом существе.
Приглашенный юморист как раз закончил рассказывать свои несмешные шутки и услышал поданную через наушник команду покинуть сцену. Тогда он начал хлопать в ладоши и верещать как полоумный. Публика в ответ захлопала, хотя верещать никто не стал — это ведь все-таки был не концерт «Boyzone».
— Нам пора, — прошептала Мэг.
Лоури вытер ладони новеньким шелковым носовым платком. Ладони были мокрыми, как две губки.
Отрыжка оскалился по-собачьи, продемонстрировав при этом частокол зубов.
— Это невозможно, — фыркнул он.
ВЕНИК переместился поближе к плечу мальчикопса.
— Отрицание очевидного — распространенная реакция умственно недоразвитых личностей на все, что превосходит их понимание. Равно как и еще суеверие. Все явления могут быть описаны математически. Даже Рай и Ад — всего лишь ряд пространственно-временных уравнений.
Отрыжка нахмурился:
— Ты законченный ботан, ШВАБРА.
— Меня зовут ВЕНИК
— Какая разница.
ВЕНИК мигнул, просматривая свой словарь.
— Гм: ботан, чудик, шляпа — личность, не способная к нормальному социальному общению.
— Слушай, заткнись и лучше смотри в ящик.
ВЕНИК с тихим жужжанием приблизился к экрану:
— Устаревшая технология. Даже не цифровая. Высокая чувствительность к помехам.
Отрыжка почувствовал, как его переполняет собачья ярость.
— Не неси чепухи! Лучше смотри на экран.
ВЕНИК включил увеличение на приборе, заменявшем ему органы зрения.
— Я вижу набор цветных точек, которые передаются в определенном порядке для того, чтобы создать иллюзию...
— Заткнись! — взвыл Отрыжка, вскакивая на ноги. — Заткнись! Заткнись!! Заткнись!!! Гав! Гав! Рррр!!!
ВЕНИК наградил за это мальчикопса небольшим электрическим разрядом в мозг — отчасти по необходимости, отчасти потому, что не смог отказать себе в этом удовольствии.
— Ну что, теперь мы в состоянии беседовать как разумные существа?
— Афф.
— Будем считать это утвердительным ответом. Итак, что вы хотели мне сказать, завывая, словно питекантроп.
Отрыжка почесал дымящийся клок меха у себя за ухом:
— Гляди. Это он. Там, на экране.
Линзы векторного навигатора снова повернулись к телевизору.
— Ты прав. Совпадение с вероятностью восемьдесят девять процентов.
— Он малость изменился. Не такой жалкий.
ВЕНИК погрузил ухоженную ручку с отполированными ноготками в глубь экрана. Волны красных искр пробежали по экрану, полностью разрушив картинку.
— Что ты затеял? Это же... ну, как ты это называл? Типа, как в рассказах про Шерлока Холмса... вспомнил, ключ!
ВЕНИК мигнул, поток пульсирующего света возник внутри его конечности и устремился в телевизор.
— Я установил источник сигнала, — заявил он торжественно. — Передача ведется в реальном времени. В настоящий момент я посылаю данные для обработки в мэйнфрейм Хозяина.
Отрыжка почувствовал, как слюнные железы под его напрягшейся челюстью заработали на полную мощность. Жажда крови переполняла его. Все-таки собачья жизнь — это не так уж и плохо.
— Когда мы туда попадем? — прорычал он голосом, в котором уже не оставалось почти ничего человеческого.
— Поглядите вокруг, кретин, — пробурчал ВЕНИК — Мы уже «там».
Цецилия Вард выплыла на сцену, и старина Лоури чуть не свалился с сиденья от восторга. Двести пар старых коленей болезненно хрустнули в унисон, когда зрители поднялись, чтобы приветствовать телезвезду стоячей овацией.
— Отлично, Лоури. Ну и что мы будем делать теперь?
Маккол смахнул каплю пота с ресницы.
— Что мы будем делать? Как что? Целовать Цецилию.
— Вот так вот просто подойдем и поцелуем?
— Ну...
— Господи, неужели ты ничего не продумал заранее?
На рубашке Лоури начали проступать темные влажные пятна.
— Слушай, я никогда прежде ничем подобным не занимался. Я думал, ты мне подскажешь, что нужно делать.
— Ты что думаешь, это мне надо ее целовать? С меня хватило и того, что приходилось целовать мою собственную бабушку.
— Нет уж, даже и не мечтай — если кто здесь будет целоваться, так это я.
— Кто бы сомневался.
— Кто бы только попробовал!
— Ну и отлично.
— Прекрасно. Когда я скажу, ты возьмешься за дело. Доставь мои старые кости на сцену, а уж я сделаю все остальное.
Мэг кивнула.
— Ладно. А теперь перестань разговаривать сам с собой, все уже садятся.
Цецилия успокоила зрителей одним элегантным жестом. Это была очень красивая и высокая пожилая женщина с копной стального цвета волос и большими карими глазами. Неудивительно, что Лоури не мог забыть ее всю жизнь.
— Вечер добрый, дорогие друзья, — сказала Цецилия и заговорщически подмигнула зрителям. — Мне приходится делать вид, что сейчас у нас вечер ради тех, кто будет смотреть повтор этой программы в субботу вечером.