Слюна и дождевая вода струились по его подбородку. Слюна могла бы навести Риссола на мысль, что дело неладно, но он был слишком занят демонстрацией собственной крутизны.
— Что ты сказал, Франко?
И тут существо, внешне похожее на его соседа, прорычало — да-да, именно прорычало:
— Я не Франко и я сказал, чтобы ты слазил с мотоцикла!
Риссол вздохнул. Он предоставил человеку шанс. Был с ним вежлив и обходителен. А тот сам нарывается на драку.
— Послушай, Келли... — начал он, надавив ногой на подставку мотоцикла. Но больше ему не удалось произнести ни слова, если не считать «Ааааааааааа!», но ведь это восклицание трудно назвать словом.
А закричал он «Ааааааааааа!», потому что Франко вцепился ему зубами в запястье. Ухватившись за складку кожи, он трепал ее в пасти, пока не оторвал здоровый клок.
Риссол упал на гудрон, скрипя зубами от боли. Он участвовал в сотнях пьяных драк, но такое с ним случилось впервые. Его противник вел себя как зверь. Как животное.
— Остынь, Франко, — растерянно пробормотал он, прижав к груди укушенную руку. — В чем проблема?
Отрыжка присел на корточки рядом с Риссолом. Он чуял страх противника. И это ему нравилось.
— Никакой проблемы, — буркнул он. — Мне просто нужен твой мотоцикл.
Риссол открыл рот, чтобы возразить, но тут заметил струйку крови в уголке рта Франко.
— Ладно. Возьми его. Возьми.
Отрыжка кивнул, весьма довольный тем, что навел на противника такой ужас.
— И вот еще что, — сказал он, выплюнув на землю откушенный кусок кожи.
— Да. Бери все. Что тебе нужно? Бери все, что хочешь.
Отрыжка прикоснулся к рукаву кожаной мотоциклетной куртки Риссола.
— Скидывай шмотки. Все.
Флита, туннельного трубочиста, вызвали на ковер к начальству. В настоящий момент он испытывал ужасную неловкость, сидя перед такой важной шишкой, как святой Петр, в одной черной от копоти поношенной набедренной повязке, и глупо улыбался.
— Итак, — протянул Петр, вызывая файл с данными Флита на свой монитор. — Скажи мне, что ты исправился.
Флит с энтузиазмом закивал головой:
— Флит исправляться. Сильно исправляться. Совсем другой Флит теперь.
Петр вздохнул:
— Что-то не верится, Флит. Постарайся убедить меня.
Многие поговаривали у Петра за спиной, что тот слишком часто смотрел по своему монитору ток-шоу из мира смертных и начал постепенно усваивать замашки социолога-любителя.
— Флит работать, не спать. Сутки напролет. Работать, работать, работать. Никогда не лизать душевные угольки, как другие. Как Кранк.
— Понятно. Но раскаялся ли ты в своих преступлениях? Жалеешь ли ты о содеянном, Флит?
У Флита из уголка глаза скатилась аквамариновая слеза.
— О да. Раскаяться совсем. Плакать все время. Когда не работать, работать, работать. Бедные, бедные люди. Как мог Флит брать их деньги? Плохой Флит, плохой!
И чтобы продемонстрировать раскаяние, Флит шлепнул себя по руке — впрочем, не очень сильно.
— Гм, — промычал Петр с сомнением. — Ты, конечно, вроде бы наполнил все двести корзин. Но прежде чем я дарую тебе вечное блаженство, я хотел бы спросить тебя кое о чем.
Он наклонился к Флиту так, что чуть не коснулся кончика его носа своим.
— И помни: если ты мне солжешь, то тебе придется начать все сначала.
Кадык трубочиста задергался от волнения:
— Флит помнить. Лгать плохо.
Петр откинулся на спинку стула:
— Отлично. Итак, если бы ты явился к вратам и заметил, что их никто не сторожит, прокрался бы ты внутрь?
Флит сплел свои костлявые пальцы. Лгать было бесполезно. Петр учуял бы ложь сквозь поры его голубой кожи.
— Да! — вскричал он в отчаянии. — Флит прокрасться. Прокрасться внутрь. Тихо-тихо. Плохо, но правда.
Лицо святого Петра оставалось непроницаемым, как у игрока в покер.
— Гм, — промычал он, протягивая палец к кнопке с надписью «Лимб». — Не знаю, что и делать. Да, ты сказал правду, но это оказалась плохая правда. Если бы ты, например, кому-нибудь бескорыстно помог...
Флит напряг свою безмозглую голову. Помогал ли он кому-нибудь за время, прошедшее с момента последней беседы с Петром? Он был в туннеле, а в туннеле никто не задерживается так долго, чтобы ему можно было хоть чем-нибудь помочь. У Флита вдруг перехватило дыхание. Никто, кроме...
— Святой привратник! — вскричал он. — Не надо нажимать кнопка! Не надо давить рычаг! Флит помогать. Флит помогать девочка.
Что-то в тоне трубочиста заставило Петра поменять свое намерение. Он не стал нажимать кнопку.
— Флит помог девочке? Что за девочка?
«Пежо-купе» мчался на запад, пожирая дорогу милю за милей. Снаружи, за аэродинамическими обводами автомобиля природа находилась в тревожном смятении: с неба моросило, а черное подбрюшье грозовых туч время от времени распарывали яркие молнии. Зрелище, прямо скажем, драматическое.
А внутри машины было тихо! Скоро все так или иначе кончится, и вопрос сводится только к тому, кто отправится в туннель первым. И куда его понесет на развилке: вверх или вниз.
Сердце Лоури билось из последних сил. Каждый удар стоил неимоверных усилий, таблетки уже не помогали. Каждый вздох мог оказаться последним. Хуже того: теперь, когда он вновь обрел себя, умирать было куда обиднее.
Мэг чувствовала, что ей давно пора в другое место. Туда, где все голубое. Пульсация туннеля отдавалась в ее венах. На земле ей оставались считанные часы, если не минуты.
Для того чтобы добраться до Мохерских утесов, им предстояло пересечь всю Ирландию. Любой американец скажет вам, что Ирландию можно одним плевком переплюнуть, но Мэги—Лоури эта дорога показалась ужасно долгой — может, оттого, что в салоне автомобиля словно туман клубились печальные мысли.
Наконец через три часа, промчавшись сквозь множество живописных городков, они очутились у начала тропы, ведущей к Мохерским утесам. Тропа была закрыта. Об этом извещала табличка у входа.
— Закрыто? — усмехнулась Мэг. — Как можно закрыть утесы?
— А вот так, — ответил Лоури, показывая на цепь, протянутую перед въездом на автостоянку.
Предосторожность была не напрасной. Моросящий дождик превратился в ливень, а коварные порывы ветра раскачивали кузов машины из стороны в сторону. Молнии непрестанно сверкали в грозовом небе. Положительные и отрицательные заряды носились между небом и землею.
— М-да, — хмыкнул Лоури.
Внезапный сильный порыв ветра наверху вполне мог сбить с ног человека и швырнуть его в пучину океана. Не говоря уже о том, что, стоя на краю утеса, ты становишься идеальной мишенью для молнии.
Мэг прочитала мысли, мелькнувшие в голове старика.
— Ты прав, — сказала она. — Придется отказаться от этой затеи.
Лоури толкнул калитку плечом.
— Нет уж, отказываться мы ни от чего не будем. Хотя бы в этот раз.
И скрылся за пеленой ливня.
Святой Петр гнал прочь эти мысли, заставляя себя сосредоточиться на чем-нибудь другом. На рабочем столе, на райских птицах, порхавших вокруг, на величии туннеля. На чем угодно из того, что окружало его в течение последних двух тысячелетий.
Вмешиваться строго-настрого воспрещалось. Он знал это, и все же с каким бы наслаждением он вырвал эту душу из лап Вели. Несомненно, его адский коллега начал бы жаловаться и требовать его увольнения, но апостол был уверен, что оправдается. Если девочка заслуживает Рая, то она обязательно должна туда попасть.
Но все это были праздные размышления. Вмешательство попросту исключено. Всякий раз, когда бесплотные силы вмешивались, случались большие неприятности. Ангелам и смертным не по пути. У них различная природа. Как у воды и масла. Встречаясь, они не смешиваются и остаются сами по себе.
Совсем другое дело, если Вельзевул решился послать Душелова. Тогда и мы имеем моральное право выслать подмогу. Ведь все должны иметь равные шансы на спасение — Сын Человеческий неоднократно это подчеркивал. «Даже птицы небесные», — говорил он.