До самых ворот гильдии они неслись что было духу. И — надо же такому случиться! — снова Паола врезалась, едва не сбив с ног, в выходившего со двора долговязого подмастерья-рисовальщика. Парень выругался, нагибаясь собрать рассыпавшиеся свитки, Паола всхлипнула, от накатившего ощущения безопасности ослабли сразу и ноги, и крылья, пришлось опереться на Эдьку, хотя мальчишка сам едва стоял…
В глаза бросился слегка развернувшийся пергамент — уверенный росчерк синей тушью, дуга и завиток, край защитного заклятия.
— Что это у тебя? — враз охрипнув, словно чужим голосом спросила Паола.
— А, черновики, — отмахнулся подмастерье. Медленно выпрямился, прижимая к себе ворох свитков.
— Никогда, — зло сказала Паола, — никакие черновики отсюда не выносятся. Вор!
Парень оскалился:
— Лучше пропусти.
Паола раскинула крылья, загораживая проход к воротам.
— Эд, зови учителей. Бегом.
Мальчишка шуганулся к башне. Вор мягко шагнул к Паоле. В полускрытой свитками руке блеснул нож.
— Пропусти, крылатая. Обидно ж будет за какие-то глупые пергаменты помирать.
— Это не пергаменты, — отрезала Паола, — это чьи-то жизни ты украл, шваль, крыса проклятая.
Крылом — вор, очевидно, этого не знал — можно ударить куда сильней, чем рукой. Нож соскользнул, не причинив вреда, и отлетел в сторону. Звякнул, подпрыгнув на камнях. Взгляд Паолы невольно метнулся на звук…
Она не почувствовала удара. Просто отшвырнуло, приложило боком о стену, в глазах потемнело, и только потом грудь полоснуло жгучей, острой болью. Рядом возился кто-то, шумно пыхтя и ругаясь, где-то кричали, отдавался прямо в голову чей-то топот — конечно, в голову, ведь она лежит этой самой головой на камнях… Паола шевельнулась, пытаясь встать… Воздуха, дайте воздуха!
— Лежи, — приказал встревоженный голос. Ольрик? Кажется, да… К губам притиснули горлышко склянки: — Пей.
Рот обжег мятный холод. Паола глотнула, льдистый огонь скатился к животу и почти мгновенно растекся по телу. В голове прояснилось, наконец-то получилось вдохнуть — жадно, полной грудью. Девушка села, неловко придерживаясь за Ольрика. Платье липло к груди: на светлой ткани расплылось кровавое пятно. Подошел Эдька, сказал:
— Эх ты! Даже я знаю, что воры никогда не носят только один нож.
— Я тоже знаю. — Паола поморщилась: рана, заживая, щипала и зудела так, что хотелось, позабыв все приличия, драть ее ногтями. — Просто не уследила.
— Счастье, что Эдвин быстро шум поднял. И быстро к тебе вернулся. — Ольрик встал, и Паола увидела: вор, оказывается, уйти не успел. Сидел, крепко связанный, у стены, зыркал недобро. — Держи, Эд. — Старый маг подобрал с земли воровской кривой нож. — Твой боевой трофей. Как еще сам цел остался, обормот…
— А это вы успели вовремя. — Мальчишка нахально улыбнулся.
Вора уволокла подоспевшая стража, Эд, поглядывая на Паолу, рассказал Ольрику, с какими приключениями они добирались от храма домой и как так вышло, что наглый ворюга умудрился рассыпать свою добычу прямо под ноги крылатой деве. Ольрик хмурился, качал головой, пару раз даже ругнулся сквозь зубы. Послал людей принести стрелу, но ее уже не нашли. Видно, успели вернуться те, кого она могла бы выдать. Паола описала как смогла: длиной, наверное, с ладонь, целиком стальная, у основания толстая… «Гномья, похоже», — буркнул маг. И принялся расспрашивать по второму кругу, пытаясь уяснить, как выглядел стрелок. Да видели бы как, злилась Паола, сами бы прекрасно описали! Тень мелькнула — и все! Паола стискивала кулаки, мечтая влезть в бадью с горячей водой и надраить порез жесткой мочалкой: зудело все нестерпимей. Как рыцари это терпят?! На счастье, подоспела Джатта, и Ольрик сдал Паолу подруге.
Остаток дня она проспала.
Не такое, оказалось, легкое дело эти эликсиры. Чудо быстрого исцеления брало у тела сил не меньше, чем тяжелая работа. И отдыха требовало потом так же настойчиво.
Вечером пришел Ольрик. Сел, огладил бороду. Сказал, вздохнув:
— Отдыхай, пока можно. Скоро в путь вам, девочка, всем. Война золота жрет немерено, а мы половину рудников потеряли.
Наверное, ей бы и следующий день дали отдохнуть, но стыдно было валяться, когда другие работают. Паола подсела к ученикам, режущим пергамент на свитки. Здесь, на самом простом деле, рук не хватало: тем, кто хоть чему-то уже научился, поручали работу посложней. Так что у огромного, заваленного пергаментными кусками стола компанию Паоле составляли только Ильда и Эдька. Заглянул Ольрик, кивнул довольно, попросил: