В беседе с сотрудником журнала «Вопросы литературы», рассказывая о том, как создавался «Санкюлот», и приведя его первые строки, Антокольский говорил: «Будет ли этот незаконнорожденный отпрыск «санкюлотом», я попросту еще не знал. Стихи начинались изложением неизвестной биографии неизвестного персонажа. И я начал выдумывать. Все остальное возникало постепенно. Конечно же я не предполагал, что далее будет сказано:
Эти строчки возникли только в конце».
Между тем они-то и важнее всего в стихотворении. Санкюлот обращается в них к нашим дням.
Стихотворение «Санкюлот» включено в большой раздел «Фигуры», где мы находим уже традиционные для молодого Антокольского романтические театральные образы — «Дон-Кихот», «Карлик», «Актер» (это стихотворение впоследствии будет озаглавлено «Эдмонд Кин»).
Театральные портреты по-прежнему отличаются рельефным, я бы сказал — скульптурным, характером, романтическая манера эффектна, как всегда, но «Фигуры» не вносят в поэзию Антокольского ничего нового по сравнению со «Стихотворениями» и «Западом». В них присутствует все то, что уже достаточно ясно наметилось в «Петре Первом», и «Гамлете», и «Париже 1793». Исключение должно быть сделано только для «Санкюлота».
А вот вошедший в книгу раздел «Обручение во сне» действительно открывает в поэзии Антокольского новые грани. Повторяя название ранней стихотворной пьесы, поэт впервые вводит нас в свой лирический мир. Эта новая грань поэзии Антокольского ничем не отделена от остальных, нам уже достаточно хорошо известных: поэт и здесь остается самим собой. «На жуткий просцениум стужи бьют свечи несбыточных зорь», — только по этим двум строчкам, я думаю, можно безошибочно узнать автора. Романтическая интонация продолжает господствовать и в лирике Антокольского, поэт остается верен привычному кругу театральных образов и представлений: «Будешь теперь Антигоной всем, кто ослеп в эту ночь?»
Во всем оставаясь верен себе, Антокольский в то же время выступает в новом обличье. Романтическая любовная лирика отныне будет занимать почетное место едва ли не в каждой его книге.
В «Третьей книге» Антокольский впервые обращается к образу Пушкина, чтобы не расставаться с ним на протяжении всей своей жизни.
Со стихотворением о Пушкине соседствует «Ремесло» — одно из программных стихотворений Антокольского.
Автору «Сына» всегда было в высшей степени свойственно острое ощущение трагического в жизни и поэзии. Оно ясно сказалось уже и в первой его книге — ведь Мельпоменой греки называли именно музу трагедии. В этом своем качестве, как уже говорилось выше, она и выступает в «Стихотворениях».
В «Ремесле» есть строки: «Неприбранное будничное горе — единственная стоющая вещь». И дальше: «На собственной золе ты песню сваришь, чтобы другим дышалось горячо».
Здесь выражено поэтическое кредо Антокольского, во многом определившее всю его дальнейшую работу в поэзии. «Сумерки трагедии» — под таким названием он много раз публиковал в своих книгах большой цикл стихов, так или иначе посвященный трагическому в жизни и искусстве. Обо всем этом мне еще предстоит говорить в связи с поэмой «Сын», где трагический пафос поэзии Антокольского нашел свое высшее выражение.
«Третья книга» появилась в 1927 году, а через год Антокольский снова отправился с вахтанговцами за границу. На этот раз театр ехал в Париж, на международный театральный фестиваль. Путь лежал через Польшу, Германию, Бельгию. В Париже Антокольский пробыл девятнадцать дней, но у него было ощущение, что и до первого свидания с городом он знал его вдоль и поперек. Все казалось ему давно знакомым: и Собор Парижской богоматери, и Лувр, и Консьержери. Еще бы, ведь он уже был автором «Санкюлота», а в его письменном столе лежала рукопись «Робеспьера и Горгоны»!
Париж мелькнул как метеор, и вот уже вахтанговцы после триумфальных гастролей вернулись в Москву, и осталось только вспоминать конных ажанов у театральных касс, шумный успех «Принцессы Турандот», Керенского на премьере «Виринеи», Латинский квартал, Сорбонну, могучую голову Бальзака, вылепленную Роденом, встречу с Цветаевой. Марина Ивановна подарила Антокольскому свою вышедшую уже в эмиграции книгу «После России».