Четыре жизни. Хроника трудов и дней Павла Антокольского

Начатая уже после войны, книга открывается письмом критика А. Тарасенкова от 12 декабря 1934 года: «Дорогой Павел Григорьевич! Я вдруг сочинил про Вас стихотворение. Посылаю его Вам...»

Вот начало этого стихотворения:

История заревом плещет вкруг вас.
В ее непонятной природе,
В смешении классов, религий и рас
И истинных чувств, и пародий,
В ее постоянстве, похожем на вихрь,
В ее измененьях недвижных
Вы видите время больших и живых,
Влюбленный в гипотезу книжник.

За стихотворением А. Тарасенкова одно за другим следуют стихи А. Недогонова, А. Межирова, Л. Озерова, С. Гудзенко, М. Луконина, Я. Белинского, Е. Долматовского, М. Матусовского, Я. Хелемского, Л. Первомайского, А. Ойслендера, Н. Брауна, С. Голованивского, М. Максимова, В. Звягинцевой, А. Кленова, П. Панченко, Е. Рывиной, К. Алтайского, В. Инбер, Н. Богословского, И. Строганова, М. Рыльского, Б. Ахмадулиной, И. Оратовского, М. Шехтера, Л. Куклина, Б. Окуджавы...

А. Недогонов вписывает в «Книгу друзей» стихотворение «Источник» («В захламленных, ветхих палатах, в горах перечитанных книг» и т. д.) с посвящением: «Моему учителю Павлу Григорьевичу от меня — в знак доброй и долгой дружбы». По соседству похожая запись: «Дорогому Павлу Григорьевичу — стихотворение, с которого я начался и которое отныне посвящается ему». Дальше идет стихотворение М. Максимова «Дуб», напечатанное Антокольским в «Новом мире» перед самой войной.

Свои стихи посвящают поэту С. Гудзенко («Венгерская баллада»), Я. Белинский («Фламандский холст»), С. Голованивский («Солдатская мечта»), А. Кленов («Берлин горит»), П. Панченко («Песня сыновнего сердца»), Л. Первомайский («Другу», «Дикий мед»), М. Шехтер («Почтовый ящик»). Но подавляющее большинство стихов не просто Антокольскому, а именно об Антокольском.

Время уже много отстукало,
снова орудия возведены.
Левшинский переулок
становится улицей Щукина,
сын — героем поэмы,
поэма — солдатом войны.

Так пишет М. Луконин, а Н. Браун обращается к своему другу с целой поэмой. Написанная в 1943 году, она от начала до конца продиктована горячим желанием разделить горе друга, ободрить, поддержать: «Боль отцовская, боль живая, светлым мужеством обернись!»

Памяти Володи Антокольского посвящено также скорбное, напоминающее реквием стихотворение А. Ойслендера «Соловьи на тризне»: «А соловьи поют на ранней тризне. Уже он сын не одного отца, а всех отцов, всей матери-отчизны, отмывшей копоть с гневного лица».

Образ деятельного, влюбленного в мир, нестареющего поэта воспроизводит А. Межиров:

Ширь земная узковата!
Но — преград на свете нет! —
Хрупкий, юркий, угловатый
Спутник девяти планет,
Он проходит по вселенной
С обнаженной головой.
По Юпитеру — над Сеной.
По Сатурну — над Невой.
В этой темной зыбкой массе
Пролегла его стезя, —
У него друзья на Марсе,
На Меркурии друзья...

В сущности, о том же самом, но по-своему пишет Л. Озеров:

Где мы встретились? Где мы гостили?
Где друг друга спасали в беде?
В Фермопилах? При штурме Бастилии?
Под Москвою? Наверно, везде...

Полные истинного дружества строки дарят Антокольскому М. Матусовский («С горящей трубкою, зажатою в зубах, сама Поэзия беседует со мною...» ), В. Звягинцева («Когда бы ты на свет не родился, я знала б вдвое меньше вдохновенья...»), Я. Хелемский («Не исчерпано мужество Ваше. Окрепла боевая чеканка распахнутых строф...»). И. Оратовский («Потомки не поверят — я уж знаю, — что был ты лысоват и ростом мал»)...

Исполненное высокой поэтичности стихотворение записывает в «Книгу друзей» Б. Ахмадулина. Вот его начало:

Официант в поношенном крахмале
опасливо глядит издалека —
горят огни, цветут цветы в кармане,
и молодость снедает старика.
Он — семь чертей, заносчивых, пригожих,
он, палкою по воздуху стуча,
летит мимо растерянных прохожих,
едва им доставая до плеча.
Он — десять дровосеков с топорами,
дай помахать — и хлебом не корми!
Гасконский, что ли, это темперамент
и эти загорания в крови...

Слова, полные сердечного тепла, пишет Б. Окуджава:

Здравствуйте, Павел Григорьевич!
Всем штормам вопреки,
пока конфликты улаживаются
и рушатся материки,
крепкое наше суденышко летит по волнам стрелой,
и его добротное тело пахнет свежей смолой.
Работа наша матросская призывает бодрствовать нас,
хоть Вы меня и постарше, а я помоложе Вас,
а может быть, Вы моложе, а я намного старей...
Ну что нам с Вами высчитывать?
Надо плыть поскорей…