«Книга друзей» представляет собой нечто вроде коллективной стихотворной биографии Антокольского, написанной с нежной любовью к нему и с огромным уважением к его труду поэта и неизменного наставника молодых.
Я остановился на «Книге друзей» потому, что она как бы демонстрирует один из источников, питавших и продолжающих питать четвертую жизнь Антокольского в поэзии.
После войны вокруг него образовался широкий круг друзей-учеников, с такой верой ждавших от него новых поэтических поисков, что он, помимо всего прочего, попросту не мог обмануть их ожиданий...
Однако конец сороковых и начало пятидесятых годов мало чем обогатили творчество Антокольского.
Книги его выходили: «Избранное» (1947), «Стихи и поэмы» (1950), «Десять лет» (1953), но включали в себя мало нового. Кроме того, продолжая свое давнее содружество с Клио, поэт познакомился также и с Полигимнией...
То, что движение поэта вновь замедлилось, объяснялось и некоторыми объективными обстоятельствами. В конце сороковых годов Антокольский попал под огонь резкой и несправедливой критики. Его обвиняли в том, что он стал во главе поэтов, насаждающих и охраняющих декаданс. О его стихах говорилось, что они скорее напоминают переводы с иностранного, почти не связаны с поэтической культурой русского народа.
Тот же автор в другой статье квалифицировал многие стихи Антокольского как формально-изысканные, картонно-декоративные и снова заявлял, что они больше похожи на переводы с иностранного и никогда ничего общего не имели с лучшими поэтическими традициями русской поэзии. Исключение делалось только для поэмы «Сын».
Подверглась критике и многолетняя работа Антокольского с поэтической молодежью. Его упрекали в том, что он насаждал снобизм, прививал молодым поэтам буржуазные, чуждые взгляды на поэзию.
Заодно с Антокольским критике подверглись и его молодые друзья. «Не случайно духовные воспитанники П. Антокольского, — писал все тот же автор, — начинали вхождение в литературу с гнилых декадентских или формалистских книг — М. Алигер, А. Межиров («Дорога далека»). Не случайно воспитанники Антокольского С. Гудзенко и В. Урин не видят или не хотят видеть героических дел советского народа».
Другой автор утверждал, что на семинарах Антокольского в Литературном институте выращивались молодые литературные снобы, которые с презрением относятся к советской поэзии и к советской морали.
Вряд ли сейчас есть необходимость опровергать все эти обвинения — их давно опровергла сама жизнь. Но о них нельзя и промолчать — уже хотя бы потому, что они не могли не отразиться на работе поэта.
Впрочем, нужно отдать должное Антокольскому — при всей чреватости предъявленных ему обвинений он не терял оптимизма и ни на один день не прекращал работы.
Именно тогда он задумал и начал писать большую поэму «В переулке за Арбатом». Он прекрасно понимал, что на любую критику — справедливую или несправедливую — лучше всего отвечать не речами и декларациями, а поэмами и стихами. Каковы бы ни были недостатки поэмы «В переулке за Арбатом» — речь о них еще впереди, — каждому непредубежденному читателю ясно, что автор этой поэмы — патриот своей Отчизны, давшей миру Ленина. Недаром образ Ленина занимает такое место в поэме. Недаром начинается она проникновенным лирическим обращением к родной Москве:
За год до этой поэмы Антокольский выпустил кпигу «Десять лет». В нее, наряду с многими отличными стихами военных и первых послевоенных лет, поэт включил несколько стихотворений, написанных в 1949 — 1952 годах. Некоторые из них также очень хороши и недаром находят себе место в каждом новом издании «Избранного». Я имею в виду «Другу», «Гоголь», «В библиотеке».
Кроме того, в книгу по разным причинам не вошли некоторые стихи, печатавшиеся в журналах и, конечно, достойные издания. В частности, я имею в виду стихотворение «Невечная память», опубликованное в «Знамени» в 1946 году и лишь через двадцать лет впервые появившееся в книге. Со всей силой страсти поэт обличает злодеяния фашизма, уничтожавшего целые народы: «А где-то жгут, дробят, кромсают, жарят...» С такой же страстной силой звучит обращение поэта к своему современнику и, прежде всего, к самому себе: