Выбрать главу

Автор поэмы, видимо, и сам понимает этот ее недостаток, но пытается заранее его оправдать. Вот что он говорит о биографии своего героя:

Одна из многих биографий. Нет резких поворотов в ней. Я украшать ее не вправе. Но тем правдивей и ясней Пускай она живет в поэме.

В 1955 году поэма «В переулке за Арбатом» вышла отдельным изданием в «Советском писателе». Возможно, какой-нибудь дотошный читатель («ох уж эти читатели»!) обнаружит, что я был редактором книги, и не без коварства спросит: как же согласовать этот факт с критическими замечаниями, только что высказанными выше?

Предвидя такую возможность, позволю себе небольшое отступление. Кстати, за долгие годы моей редакторской работы судьба лишь однажды свела меня с Павлом Григорьевичем Антокольским, и мне тем более хочется об этом рассказать.

Получив рукопись на редактуру и прочитав ее, я — при всей любви к творчеству Антокольского — не мог не ощутить, что ее поэтический вольтаж ниже, чем я ожидал.

Все было в ней, как говорится, на своем месте: свободно льющийся ямб напоминал лучшие традиции русской поэтической культуры (Пушкин, Блок!), судьбы главных героев развертывались на широко изображенном фоне времени, идейный замысел не вызывал никаких сомнений. Но от поэмы в целом все-таки осталось чувство неудовлетворенности — по тем самым причинам, о которых речь уже шла выше, и в первую очередь потому, что ей явно недоставало драматического напряжения, конфликтов, кипения страстей.

Однако поэма к тому времени уже появилась в «Новом мире», возражать против ее издания было нелепо — это я прекрасно понимал. Но что я мог посоветовать автору? Чтобы он «добавил» драматизма или кипения страстей? Это было бы еще нелепее. Поэма полностью сложилась, и ни автор, ни тем более редактор уже не могли сколько-нибудь существенно ее изменить. Вносить же в нее частные поправки не имело никакого смысла.

После долгих и мучительных размышлений я решил признаться Антокольскому, что по большому счету не нахожу поэму удавшейся, но что она, конечно, имеет право на отдельное издание и я готов подписать рукопись в ее нынешнем виде.

Услышав мое признание, Павел Григорьевич не только не обиделся и не рассердился, но пришел в восторг.

— Я никогда в жизни не видел такого прекрасного редактора! — с искренним энтузиазмом воскликнул он и от полноты чувств подарил мне «Избранное» Симона Чиковани с надписью: «Льву Левину на добрую память от одного из переводчиков — Павла Антокольского. 4 апреля 1955 года».

В качестве редактора мне пришлось иметь дело с многими писателями — старыми и молодыми, известными и неизвестными, — и почти каждый из них по-своему относился к редакторской работе. Были случаи, когда после совместной работы над рукописью писатель и редактор становились друзьями на всю жизнь. Иногда, закончив работу, оба, наоборот, вздыхали с облегчением и старались как можно реже попадаться друг другу на глаза. Я знал начинающих беллетристов, бросавшихся в яростный бой с редактором из-за претенциозных причуд незрелого юношеского пера, и убеленных сединами литераторов, предоставлявших редактору делать все, что ему заблагорассудится.

Как всякому редактору, мне приходилось вступать в долгие споры, выслушивать резкие возражения, язвительные упреки, а порой и добрые слова... Но никогда еще я не слышал столь сомнительного комплимента...

Должен признать, что читатели встретили поэму «В переулке за Арбатом» весьма сочувственно. Павел Григорьевич с особой охотой демонстрировал мне сохранившиеся в его архиве многочисленные читательские письма, в которых поэме давалась высокая оценка.

Критика высказывалась более сдержанно. По верному замечанию Луговского, поэма «В переулке за Арбатом» оказалась «несколько приглушенной в общем пламенном потоке творчества Антокольского».

Эти слова я уже приводил в книге о Луговском. Там они понадобились для того, чтобы подчеркнуть характерную для Луговского неприязнь к теплоте в поэзии. Говоря о поэме Антокольского, Луговской отмечал «теплоту образа героя». Но он требовал от поэзии пламенности, а не теплоты.

Поэма «В переулке за Арбатом» вышла почти одновременно с книгой «Гражданская поэзия Франции», где Антокольский собрал свои лучшие переводы из французских поэтов — классиков и современников (в частности, сюда вошло стихотворение Поля Элюара «О Первом мая в день Первого мая»; французский оригинал его, датированный 16 апреля 1948 года, я нашел в «Книге друзей» с краткой припиской: «Вот, дорогой товарищ, текст, который Вы у меня просили к Первому Мая» и т. д.).