«Дорогой наш Павел Григорьевич! Можно мне дружески обнять Вас сегодня и поздравить. У нас в Студии сегодня самый большой день — день Ваших именин. За все эти годы, пока формировалась Ваша пьеса, Вы один понимали, что происходит, и Вы один имели мужество доверять мне, ибо Вы лучше чем кто-либо знали, что я хочу, чтобы было хорошо, и что я до тех пор не выпушу пьесы, пока она не возьмет того, что может дать ей наша Студия. Есть люди, которые говорят, что я всячески мешал ее появлению на свет. Я понимаю, что они и не могли думать иначе, и потому в сердце моем нет к ним дурного. Мою объективную требовательность они принимали так, как им подсказывали их молодые души. Благодарю Вас за корректность, доверие и выдержку. Дай бог, чтоб наша Студия нашла Вас, а Вы — ее и чтобы вы были одно. Любящий Вас тепло Е. Вахтангов».
Примерно тогда же, подводя в своем дневнике итог тому, что сделала Мансуровская студия за пять лет существования, Вахтангов между прочим отметил: «Приобрела поэта, знающего театр (играл, режиссировал)». Эти слова Вахтангова в высшей степени знаменательны. Мы вправе назвать их поистине пророческими.
«Обручение во сне» имело более счастливую сценическую судьбу, нежели «Кукла инфанты».
«Вигилев действительно уходил в потолок, приспособив для этого трюка самодельные трапеции, — вспоминает Антокольский. — Серов смешил публику и был трогателен в конце пьесы. Орочко волновала зрителей и юностью своей и искренностью... Завадский и я были на седьмом небе. Вахтангов прислал мне ласковое письмо и поздравлял с победой».
Казалось бы, все шло хорошо. Но беда состояла в том, что внутри студии исподволь назревал и в конце концов произошел серьезный раскол. Группа старых — уже старых! — студийцев (Ю. Завадский, Г. Серов, Л. Волков, Б. Вершилов и П. Антокольский) вышла из совета студии и образовала своего рода оппозицию.
Здесь не место подробно говорить о причинах раскола в Мансуровской студии — эта тема выходит за пределы моего очерка. Я уже приводил слова Антокольского о том, что многие студийцы были недовольны замкнутостью студии, камерностью ее работы и считали, что настала пора выйти на улицу, на большую сцену.
Возникнув еще в шестнадцатом году, это недовольство особенно обострилось после революции. В атмосфере происходивших в стране великих революционных преобразований естественно было ждать перемен и внутри студии. Пусть «раскольники» и сами не очень ясно представляли себе, как нужно перестроить работу студии, но жить по-старому они решительно отказывались.
Вахтангов был глубоко огорчен случившимся и всячески старался сохранить необходимое единство.
«Дорогой Павел Григорьевич! — обращался он к Антокольскому 29 марта 1919 года. — Я написал Юре Завадскому и Юре Серову. Мне немножко трудно повторяться. Пусть Юра Завадский прочтет Вам письмо к нему, ибо оно и к Вам в общей своей части... Я предлагаю Вам сделать заявление в Совет студийцев о своем желании вернуться в этот Совет. Предлагаю и ради Вас самих и ради того, чтобы сохранить то ценное, что есть у Вас для театра. Примите участие в созидании следующего этапа Студии. Любящий Вас Е. Вахтангов».
Но дело зашло слишком далеко. Вскоре после премьеры «Обручения во сне» группа студийцев покинула Вахтангова. Вместе с Ю. Завадским и другими ушел из Мансуровской студии и Антокольский.
Несколько лет он вел кочевую жизнь, то выезжая с актерскими группами на фронты гражданской войны, то переходя из одного московского театра в другой. К этому времени относится его работа с О. Гзовской, под чьим руководством был поставлен старинный французский фарс «Адвокат Патлен», работа в Камерном театре у А. Таирова, недолгое сотрудничество во Второй студии МХТ.
Продолжая мечтать о театре поэта, Антокольский написал за эти годы еще одну пьесу в стихах — «Пожар в театре», но она не только не была поставлена, но даже не репетировалась.
В конце концов весной 1921 года Антокольский возвратился к Вахтангову, который встретил его с прежней сердечностью.
Вахтанговцы приступили к репетициям «Принцессы Турандот». В работу тотчас включился и Антокольский.
В книге Н. Горчакова «Режиссерские уроки Вахтангова», где подробно рассказано о работе над знаменитым спектаклем, есть запись любопытного разговора Вахтангова с Антокольским. Приведу ее целиком.
«К Вахтангову подсел П. Г. Антокольский, драматург, поэт и неизменный спутник Вахтангова и его Студии на всех этапах ее существования. Вахтангов ценил Павла Григорьевича еще и за его необычайную скромность, за то, с какой готовностью он, талантливый поэт, брался выполнять любую, подчас весьма второстепенную работу для Студии.