Это написано в Греции в пятом веке до нашей эры. Через две с лишним тысячи лет Фр. Шиллер в «Вильгельме Телле» напишет:
…И рыцарь к королю пришел, так как коня насмерть зажилили шершни, которых болгары называют «стръшел». Но вот в стихотворении чешского поэта Витезслава Незвала король погибает от ужала обыкновенной осы…
Тут говорится о настоящих осах. Французский литератор Альфонс Карр в середине прошлого века издавал журнал «Осы», который точно искрами жег своих политических и литературных недругов. Отрывки из этого французского издания, вперемешку с такими же язвительными заметками отечественных литераторов, время от времени появлялись в середине прошлого века и в русском журнале «Репертуар и пантеон».
Издатель этого журнала В. Межевич предварял каждый раз отдел «Осы» изображением этого насекомого, увеличенного раз в десять, правда, о четырех ногах, но зато с изготовленным для ужаления стилетом.
Сколько «Ос» на разных языках продолжали сатирическую атаку, начатую Аристофаном!
Один за другим перебираю листки с выписками, которые много лет откладываю в «осиную» папку, вернее, антиосиную. Здесь стихи и проза.
Иллюстрация художника Э. Гороховского к стихам чешского поэта Витезслава Незвала, включенным в сборник «Неслыханно-невиданно». Здесь есть строки об ужаленном короле: «Оса ему в нос вонзила свое ядовитое жало. Она его этим убила, и вот короля не стало…»
…«Грудь больную злее ос терзают страшные недуги…»
…«Оса садится на ногу Мише. Ужалит или нет?»
…«На балконе, где мы ночевали, завелись осы.
— Давай выкурим их, — предложил я.
Пока ты их выкуришь, они скорее тебя выкурят, — сказал он, отгоняя назойливую осу».
…«Напали всей гурьбой, как осиное гнездо…»
В автобиографической детской повести «Все впереди» Николай Носов, вспоминая порхающих бабочек, суетливых мух разных пород и калибров, деловитых пчел, глазастых голубых стрекоз с трепетными, прозрачными крылышками, мохнатых добродушных шмелей и пр., признается: «А ос я боюсь. Мне кажется, что у них только и мысли, как бы залететь на веранду и ужалить меня…»
В драматической повести Артема Анфиногенова «А внизу была земля» боевой эпизод: наши летчики возвращаются с задания и вдруг «в холодном, слепящем свете низкого солнца Тертышный различил пятно. Неподвижный сгусток, комок. «Пчелиный волк», — окрестил его Виктор, не понимая, откуда он взялся и откуда всплыло имя лесной осы-бандитки, налетающей из лесной засады на пчелиный рой. «Пчелиный волк» сходился с ними…»
И уже из другой фронтовой повести: ненавистный фашистский истребитель-«серо-желтый и тонкокрылый, как оса»…
Или еще уже из рассказа: «Ребята на поляне чью-то норку нашли и — мне:
— Васька, иди-ка сюда, брызни в норку!
Раз старшие зовут туда. Брызнул в норку, и она пыхнула желтым огнем — столько ос вырвалось из земли. Ребята раньше отбежали, пали в траву. А мне недалеко удалось убежать…»
Дали осы Ваське жару. Но их ли здесь винить?
А это из послевоенной повести: мальчишка сорвиголова подсовывает рассеянному лоботрясу и краснобаю ломоть арбуза с осами. «Тот как хватил, три дня потом не мог разговаривать: язык распух, во рту не помещался».
И тут разве есть за что ос корить?
И дальше листок за листком, карточка за карточкой.
Скажем, Н. А. Некрасов. Для него жужжание ос стоит в одном ряду с такими маломузыкальными звуками, как кваканье.
Однако в целом все же
пишет он в знаменитом своем стихотворении «Надрывается сердце от муки…».
Однако чаше осы связаны для поэтов с другими впечатлениями.
Иван Бунин вспоминает ос «завистливых и злых»…
Александр Блок слышит: «Запевает осой ядовитой…»