— Ну так тоже неплохо, — одобрила она и добавила: — Иди, не бойся. Ничего такого я не устрою.
Вот спасибо, Алена. Если б ты этого не сказала, я бы беспокоилась меньше. А раз сказала, значит, в голове что-то такое крутится.
Ник ждал меня у входа — в черном пальто с белым шарфом, элегантный, как рояль. Так говорил мой дед, я запомнила. Поцеловал в щеку прохладными губами, галантно открыл передо мной дверь.
Малый — Михайловский — я всегда любила больше, чем Мариинку, та казалась слишком пафосной. Это был словно кусочек детства: когда-то мы жили поблизости, на Казанской, и бабушка водила меня сюда на утренние спектакли. С тех пор мало что изменилось, и я была этому рада.
— Коленька! — в фойе нам навстречу поспешила бабуля-капельдинерша с ворохом программок. — Давненько тебя не было.
— Здрасьте, теть Лиза, — Ник обнял ее, улыбаясь шире плеч. — Вовка хотел с девочкой пойти, но не смогли.
— Добрый вечер, — поздоровалась и я.
— Это Евгения, — представил он меня.
— Елизавета Константиновна, — бабуля назвалась сама, строго и не без ревности оглядывая из-под очков, словно подружку сына. — Коля, как мама? Не болеет? Работает?
— Да, все там же, преподает. На ноги жалуется, а так ничего, терпимо.
— Ты привет ей обязательно передавай, слышишь?
Тут раздался звонок, и мы пошли в зал.
— Это мамина подруга, — пояснил Ник. — Они здесь вместе начинали после консерватории, на самых маленьких ролях. Только мама стала примой, а теть Лиза так маленькие и пела до пенсии. А потом осталась в театре капельдинером. Я здесь, можно сказать, вырос, за кулисами. Когда по ходу дела на сцене нужен был ребенок, использовали меня.
— Серьезно? — рассмеялась я. — Ты еще и артист?
— Ну типа того, — кивнул он. — Вполне так по жизни артист. Погорелого театра.
Наши места оказались в первом ряду бельэтажа, у царской ложи.
— Хочешь, открою страшную тайну? — спросила я, устраиваясь в кресле. — В детстве мне дико хотелось туда попасть. В царскую ложу.
— И как? Попала?
— Нет, конечно, — я вздохнула с сожалением.
Тут начал гаснуть свет, и я с головой погрузилась в волшебную музыку Чайковского. Ох, как же мне все нравилось! Высоко, по центру, все видно, кроме анатомии и сценического грима, и топот не слышен. Да и в целом… На один вечер убежать из реальности, но не так, как я это делала обычно, а совсем в другую сказку. И Ник рядом!
— Пойдем! — едва начался антракт, он поволок меня за руку к выходу.
— Куда? В буфет?
В детстве это тоже был ритуал: очередь, лимонад и бутерброд с копченой колбасой.
Ничего не ответив, Ник вытащил меня в фойе, подошел к теть Лизе и зашептал что-то ей на ухо. Та удивленно покосилась в мою сторону и куда-то ушла. Ник тем временем старательно читал какую-то историческую афишу на стене, не замечая моих вопросительных взглядов. Потом капельдинерша вернулась, и мы пошли за ней по коридору. Открыв самую обыкновенную на вид дверь, она включила свет и проворчала:
— Только посмотреть.
Господи! Это же царская ложа!
Какие там сорок! Мне снова было пять. Я посидела по очереди в каждом из восьми кресел, погладила бархатные перила, оглядела зал и сцену.
Восторг!
— Спасибо! — сказала, пафосно прижав руки к груди.
— На здоровье, — улыбнулась теть Лиза.
Теперь оставался только один момент, которого я ждала… нервно. Маша и Щелкунчик уже прибыли в конфетное царство, закончились все чайно-кофейные танцы и вальс цветов.
Ну пожалуйста, пожалуйста, пусть этого не будет!
И, разумеется, это случилось!
Это была какая-то парадоксальная реакция. С первых тактов адажио из па-де-де у меня ручьем текли слезы. Мало того, в носу начинало щипать, стоило просто вспомнить о том, что такое адажио есть. Я стискивала зубы и глубоко дышала носом, но лилось все равно. С первого до последнего такта.
Черт, вот позорище-то! «Эмма, за эти слезы я люблю тебя еще больше».
В затуманенное и размытое поле зрения слева вплыла рука с носовым платком. Стало еще стыднее. Промокнула глаза, чтобы не размазать тушь по всей физиономии, высморкалась, скомкала платок в кулаке и до самого конца смотрела только в упор на сцену.
— Ну что, вызову такси? — спросил Ник, когда мы вышли из театра.
Серебряные искры крохотных снежинок вспыхивали в свете фонарей. Как челеста в танце феи драже. В такой вечер — домой? Да это преступление! Так хотелось еще немного продлить сказку.
— Давай погуляем, — предложила я.
— А нога как?
— Побаливает. Но мы недолго. Хочешь, покажу, где мы раньше жили?