Ночью мне было грустно, одиноко и до слез себя жалко. Лежала и отвечала с телефона на поздравления, которые сыпались уже с полуночи. Пока я не начала писать, даже не представляла, что можно получать вот так сотни поздравлялок от незнакомых людей и что это приятно. И спасибо тем, кто придумал стикеры, потому что сочинить столько оригинальных ответов точно не смогла бы.
С утра я продолжала хандрить. Не хотелось даже вылезать из пижамы, но все-таки через силу привела себя в порядок и приготовила завтрак. Мои писатели объявили внеочередной выходной, и я занималась все тем же: отвечала на поздравления. А еще раскидывала везде посты про праздничные скидки. Покупки сыпались, но и это не радовало.
По телефону поздравили родители и немногочисленные приятельницы. Еще одна порция насыпалась в воцап, даже от Никиты и, к моему большому удивлению, от Володи. Алена забежала ненадолго после лекций, с цветочком и подарочком — беспроводной мышкой. Ник молчал, как мертвый.
Обиделся, что я вчера уехала? Да нет, вот так затаиться — это не в его стиле. Значит, понял все буквально. Сказала, не будем отмечать — хорошо, не будем.
Я даже не знала, на кого злиться больше, на него или на себя. Классика, самадуравиновата. Вот и сиди теперь одна, как сыч.
Настроение окончательно провалилось в преисподнюю.
В шестом часу, когда я лежала на диване и мрачно пырилась в потолок, в телефон упало сообщение:
«Ты дома?»
«Нет. Улетела с молодым любовником на Мальдивы».
«ОК».
Это вообще как понимать?
Да бли-и-ин!!!
Оказалось, у преисподней тоже есть этажи. Подземные. Минус один, минус два — и так далее. Как у паркинга.
Звонок в домофон застал меня на очередном гребне мизантропии. Ник? Но у него есть ключи, мы обменялись еще в конце января.
— Курьер, — отрекомендовалась трубка.
Я уже хотела ответить, что ничего не заказывала, но вовремя сообразила: кто-то… кое-кто… мог прислать мне вот так подарок.
Из лифта вышли двое парней, каждый катил по тележке, доверху заставленной картонными коробками.
— Что… это? — спросила я почему-то шепотом.
— Примерка, — равнодушно ответил один из них, сгружая коробки прямо на пол в прихожей. — Пятнадцать минут на все.
Совершенно обалделая, я села на банкетку, открыла первую коробку…
Господи! Туфли! Туфли для латины!
Ник, зараза!!!
Как сказали курьеры, коробок было ровно двадцать штук. Меньше минуты на одну пару. За пять минут я открыла все коробки, отбраковала половину, остальные реактивно примерила и выбрала самые лучшие — бежевые, на небольшом каблуке и с прочной перепонкой.
— Двадцать девять пятьсот, — курьер сверился с ведомостью. — Карта, наличка?
Эм… это как? И… скока?!
Тут дверь за парнями открылась, вошел Ник. С букетом и еще какой-то коробкой.
— Извини, застрял немного. Ну что, выбрала?
Он быстро приложил к пинпаду карту, курьеры собрали коробки на тележки и исчезли. Я так и стояла в новых туфлях, пытаясь выбраться из состояния грогги.
— Праздновать не будем, но подарок никто не отменял, — Ник поцеловал меня, разделся и пошел на кухню. Я следом — цокая каблуками и продолжая офигевать.
— Жень… Я по дороге пытался сочинить речь, и понял, что она получается тупая. Поэтому просто… Я тебя люблю. И… вот.
Он поставил на стол круглую пластиковую коробку и снял крышку. В ней оказался торт. Ну да, с сердечками, чтоб их. А еще на нем были бабушка и дедушка из сахарной мастики. И надпись кремом: «Давай станем старыми и противными вместе».
Хлопая глазами, я переводила взгляд с торта на Ника и обратно.
Когда пауза уже начала звенеть от напряжения, он достал из кармана пиджака синюю коробочку.
— Только не говори, пожалуйста, что мы еще недостаточно хорошо знакомы и все такое. Время идет слишком быстро, и его осталось мало. Выйдешь за меня замуж?
Время идет слишком быстро… Я только что об этом думала. Хотелось смеяться — и плакать. И снова смеяться.
— Я тоже тебя люблю…
Я протянула руку, и Ник надел мне на палец кольцо. Красивое. Синий камень и маленькие прозрачные вокруг. Я ни черта не понимала ни в украшениях, ни в камнях. Да хоть бы даже из фольги от шоколадки. Он хотел меня поцеловать, но я увернулась, взяла нож и отрезала кусок торта. Дедушку. Дедушка оказался вкусным. Очень вкусным. Ела я его не вилкой с тарелки, а держа в руке и пачкаясь кремом по уши. Ник долго раздумывать не стал и отрезал бабушку. Каннибализм этот плавно перетек в то, что мы целовались и слизывали друг с друга крем. И закончилось бы все буйной оргией, если бы Ник уже хорошо знакомым мне жестом не тряхнул рукой, освобождая часы из-под рукава.