— Стоп! Я столик заказал на семь в «Эль Пульпо». День рождения и Валентина отмечать не будем, отпразднуем помолвку. Ну и туфли обмоем, чтобы в них хорошо танцевалось.
— Еще бы в них плохо танцевалось за такую цену конскую, — проворчала я.
Туфли оказались превыше всех похвал: где надо мягкие, где надо жесткие, сидели идеально, не жали, не терли, не скользили.
— Как у тебя вообще получилось? — спросила я, когда мы присели передохнуть.
— А те твои у меня в машине так и остались, — Ник убрал с моей щеки выбившуюся прядь волос. — Посмотрел размер, фасон. Заказал побольше, чтобы уж наверняка.
— А если бы ни одни не подошли?
— Ну заплатил бы двести рублей за примерку, заказали бы еще двадцать пар. Уже с тобой вместе.
Вместе… Станем старыми и противными вместе… Черт, я и правда выйду за него замуж!
Как все-таки бывает: только что настроение сидело глубоко под плинтусом, и вдруг я на седьмом небе. Даже если бы сейчас появились Захар с Региной и уселись за наш столик, мне было бы глубоко наплевать.
А уж как мы танцевали! И в первый раз получилось здорово, но тогда мы только узнавали друг друга, угадывали, подстраивались. Сейчас это было уже не нужно, все выходило так, словно занимались этим всегда, чувствуя друг друга без малейших усилий. И если в тот раз эротика была лишь намеком на будущее, то сейчас… каждое движение, каждый взгляд, каждое прикосновение говорило о том, что уже было и еще будет. Прямо сегодня. Как только вернемся домой.
— Скажи, а когда ты понял, что хочешь быть со мной? — в такси я положила голову Нику на плечо.
— Когда ты целовала грифона в зад, — усмехнулся он.
— Да ладно! — я шлепнула его по колену.
— Тогда где-то между Каменным мостом и Мучным. Оцени, как звучит. Вполне так по-питерски. А ты?
— Ну точно место не скажу, но в тот же вечер.
Казалось, мы едем уже целую вечность. Наконец такси свернуло в мой двор и остановилось, не доезжая до парадной.
— Осторожно, Женя, — Ник поддержал меня под локоть у лужи, из которой торчали ледяные надолбы.
Питер накрыло оттепелью. С крыш капало, нечищеный двор превратился в залитый водой горбатый каток.
— Просто свиньи, — проворчала я, остановившись, чтобы достать из сумки ключи. — Хоть бы песком посыпали. Убьешься тут нахрен.
Наверху что-то зашуршало, свалился комок рыхлого снега. Ник посмотрел вверх и вдруг резким движением оттолкнул меня в сторону. Мы совершенно синхронно шлепнулись в лужу, и в ту же секунду на то место, где я стояла, грохнулась, разлетаясь вдребезги, огромная глыба льда.
— Еб твою мать… — с трудом шлепая губами, выжала из себя я.
— Ты как? — Ник стер со щеки кровь, поднялся и протянул мне руку.
— Жопу отбила, но по сравнению с тем, что могло быть… — я представила, и меня передернуло от плеча к плечу… — Ничего, все нормально.
Каждый вечер, укладываясь спать, мы даже не догадываемся о том, сколько раз за день разминулись со смертью. Ангелы-хранители на боевом посту, ограждают нас не только от роковой встречи, но и от знания о том, что она едва не состоялась. Меньше знаешь — крепче спишь. Однако иногда они то ли запаздывают, то ли таким образом напоминают о бренности всего сущего, и ты заглядываешь смерти в глаза.
Я смотрела на поблескивающие в свете фонарей осколки и буквально чувствовала, как эта глыба обрушивается мне на голову с высоты шестнадцатого этажа. Удар, боль — и темнота. Умереть в такой день… ну блядь…
Меня начало трясти, сперва мелко, потом по-настоящему колотить.
— Вы в порядке? — к нам подбежал все тот же сосед с пуделем. — Это надо жалобу на них писать. Превратили двор черт знает во что!
Я тупо кивнула и пошла к парадной, едва не навернувшись снова на ледяном крошеве. В лифте мы стояли, как два истукана, но едва сосед вышел, Ник стиснул мою руку — крепко, до боли. Лицо его было похоже на гипсовую маску с двумя черными провалами глаз. Я уткнулась носом ему в грудь и жалобно заскулила.
Это был совсем не тот адреналин, который бодрит. Не тот, который когда-то искала сама, бросаясь в рискованные приключения. Похожий ужас я испытывала, встречаясь с очередным маньяком. Ужас, смешанный с острым, как игла, пониманием: от тебя ничего не зависит.
Руки дрожали так, что я не могла вставить ключ в замок. Ник отобрал, открыл дверь сам, и, захлопнув, прижал меня к ней. Его поцелуи были полны бешеной ярости, и это желание передалось мне, нахлынуло, накрыло с головой, темное, неумолимое, как смерть.