Выставка рукоделий, пение, исполнение пиес в четыре, восемь, шестнадцать рук… Наденька – гордая, счастливая, сияющая. Софья – изнемогающая под тяжким грузом неизвестности, в ожидании и страхе встречи с Евдокией, что давно стала посредницей между нею и Рунским.
Торжественный обед, длинная речь графини-начальницы, прощание с подругами… Выпускные выходили на паперть в сопровождении родных. Счастливая Наденька обнимала отца, Владимира и Пелагею, восхищавшихся ею, не замечая в общем восторге тревоги Софьи. Княжна, только завидев брата с женою, устремилась к Евдокии. Та уже не прятала глаз, она сразу поняла, что Софья обо всем догадалась. «Он в Петропавловской крепости», – чуть слышно произнесла княгиня то, что уже несколько часов стояло в мыслях Софьи. Она не лишилась чувств, только очень побледнела и, сжав руку Евдокии, продолжала шаги к выходу среди огромной движущейся толпы, где останавливаться было нельзя. А вокруг мелькали наряды и звезды, звучали голоса и смех – все ликовало, залитое солнечным светом, отражавшимся в золотых куполах церкви Смольного монастыря.
ЧАСТЬ 2
I
Письмо первое
Прасковья Озерова – Алине Валкановой
Из Царского Села – в М-ский уезд
Здравствуй, ma chere. Пишу тебе уже из Царского Села. Да, мне удалось-таки уговорить maman снять здесь дачу на лето. Додо начала было возражать, дескать, есть у нас прекрасное поместье, но мне совсем не хотелось возвращаться в эту глушь, прости меня! Как идут твои дела – не удается уговорить бабушку перебраться на зиму в Петербург? Мы, думаю, останемся здесь, в Царском, до первого снега – в столице, говорят, беспокойно, холерные бунты, много пострадавших.
Здешнее общество очень приятно, собрались все петербургские знакомые, кто не на островах, город же почти опустел. Мой зять князь Муранов, состоящий чиновником для особых поручений, третьего дня выехал в Тверь, где поступил в распоряжение тамошнего генерал-губернатора. Скажу тебе по секрету, его туда отправил Ветровский, ближайший папенькин друг и сослуживец, безнадежно влюбленный в мою сестру. Он вдвое старше ее, да и Додо так добродетельна, что, думаю, все его старания напрасны.
Мы живем в просторном двухэтажном доме, очень уютном и прекрасно меблированном – я, родители, Додо и Миша с женою. Неподалеку от нас – Ветровский со старшей дочерью Пельажи и сыном Вольдемаром. Вольдемар очень мил и, кажется, заинтересован мною, но, увы, студент и носит форменный мундир зеленого сукну. Эполеты бы больше ему пристали…
Представь себе, в каких-нибудь полуверстах от нас, на Колпинской улице, в даче Китаевой, поселился наш известный сочинитель Пушкин! Додо, страстная обожательница словесности, была ему представлена. Я спрашиваю о нем сестрицу, она начинает говорить что-то о сказках, последней главе «Онегина» и тому подобном. На вопрос «каков он?» отвечает, что невысокого росту, смугл и напоминает арапа, потом говорит что-то о выражении гения, печати таланта, et cetera. «Какова жена его?» – спрашиваю я, прерывая отвлеченную уже восторженную речь Додо. «Собою красавица…но не следовало ему на ней жениться». Я удивилась этому странному ответу, но выяснять ничего не стала – сама вскоре увижу и Пушкина, и жену его – они званы на обед к нам. Ты спрашивала об известиях из Польши; я сама ничего об этом не слышала, но узнала от papa, что после захвата Праги и последнего сражения, произошедшего 14 мая, граф Дибич действует медлительно, чем вызывает всеобщее негодование.
За сим я попрощаюсь с тобою, милый друг, оставаясь в ожидании скорейшего твоего ответного письма, преданная тебе,
Княжна Полин Озерова.
Письмо второе
Прасковья Озерова – Алине Валкановой
Из Царского Села – в М-ский уезд
Вновь я обращаюсь к тебе, chere ami, чтобы рассказать о произошедших за последние дни событиях в нашей дачной жизни. Самым знаменательным из них является, несомненно, переезд двора в Царское Село и, вследствие сего, заметное оживление нашей повседневности, до того скучноватой. Небольшой наш кружок расширился с приездом двух молодых фрейлин императрицы, только вышедших из Смольного института девушек, живущих сейчас в Большом дворце: моей родственницы Софи Мурановой и младшей сестры Вольдемара Ветровского, Надин. Софи, сестра моего зятя, который, кстати, все еще остается в Твери, бесконечно грустна и печальна. Молодой человек, собиравшийся просить ее руки, содержится в Петропавловской крепости под следствием по делу о декабрьском восстании. Даже сама императрица, которой, по словам Надины Ветровской, очень дорога Софи, ничего не может сделать для облегчения участи несчастного – в деле декабристов император не внимает никому, даже своей супруге, и г-на Рунского ждет, скорее всего, сибирская ссылка или даже каторга. Ведь он, состоя в тайном обществе, хоть и не принимал участия в восстании, но бежал и скрывался в провинции – выходит, целых пять лет, и это значительно отяготит его участь. Восхищаюсь мужеством этой хрупкой девушки, моей ровесницы, которая готова оставить свое блестящее фрейлинское положение и все богатства своего рода, чтобы последовать куда угодно за человеком, с которым она даже не связана никакими обещаниями. Надина, которая очень дружна с Софи, – девушка веселого и живого нрава; она замечательно рассказывает о дворцовой жизни, к которой сама еще только начала привыкать.