* * *
«Саша! – почти вбежала она в гостиную, – я увижу его! Какой ангел государыня, как добра она!» – радостно говорила Евдокия, опускаясь в кресла подле Россети. – «Я была уверена, что так оно и будет – государыня никогда не оставит без помощи, даже в таком случае, как твой. Когда же ты сможешь видеть господина Рунского?» – «Как раз об этом я и хотела спросить у тебя» – проговорила Евдокия и, встретив удивленный взгляд Александры, рассказала ей об ответе императрицы на ее просьбу. На мгновение какое-то озорное лукавство мелькнуло в больших черных глазах Россети, но тотчас же они подернулись задумчивым спокойствием, и после слов Евдокии она тихо, но уверенно проговорила: «Кажется, я знаю, как тебе помочь…»
* * *
В сером полумраке лазаретного нумера едва проглядывали его очертания. Весь слабый свет ночника с постным конопляным маслом был обращен на конверт, что держал в руках сидящий на кровати человек. Лица его не было видно, тусклые лучи освещали лишь надпись на конверте: «Евгению Васильевичу Рунскому от княгини Евдокии Николаевны Мурановой» – знакомым крупным почерком, и внизу – «заключенному №14», – было отмечено комендантом. Эта приписка не могла омрачить радости получившего письмо – впервые за последние несколько месяцев заключенный №14 почувствовал себя Евгением Рунским.
Это был первый привет из внешнего мира, полученный им после полугодового одиночного заключения в Петропавловской крепости. Рунский долго не открывал письма, рассматривая конверт, как что-то необыкновенное, снова и снова перечитывая эти две строчки адреса, чувствуя в руках приятную тяжесть. Наконец, он распечатал его и, достав несколько вложенных один в другой крупных листов бумаги, развернул их. Еще несколько мгновений поглядев на огонь лампы, Рунский опустил глаза к письму и начал читать: