Выбрать главу

Гленн как-то сумел убедить других (не являющихся кровными родственниками!) принять участие в спектакле, но заманить кого-то с реальными деньгами?.. Да быть того не может!

«Джереми, Чаз, позвольте вам представить мою звезду», – с гордостью произнес Гленн, странно мне подмигивая.

Все покивали и пожали друг другу руки. Джереми разразился потоком похвал в мой адрес: выразительность, своевременность, харизма – все просто на высшем уровне! Да неужели? Его друг Чаз промолчал, внимательно изучая мое лицо. Я внезапно почувствовала, насколько заросли плесенью сырые коридорные стены и какой узкий между ними проход. Честное слово, мне требовалось как можно скорее снять с себя костюм, иначе весь оставшийся в легких воздух мог вырваться в виде вопля.

Гленн прекрасно меня знал и понял, что я вот-вот не выдержу.

«Мы встретим вас у входа в десять часов, хорошо?» – предложил он своим новым друзьям, то ли не заметив, то ли намеренно проигнорировав мой косой взгляд.

«Гленн, мне нужно срочно переодеться!» – заявила я, как только они ушли.

«Нет, – возразил он. – Ну же, Алекс, ты должна пойти с нами! Ну пожалуйста! Этот парень Чаз тот еще денежный мешок. Настоящий, из потомственных богатеев. Он может вывести мою пьесу прямиком на Бродвей!»

Я была очень рада за него. Рада за его веру в лучшее. О чем ему и сказала. И добавила: «Давай поговорим, когда я переоденусь?»

Даже артикуляция требовала от меня напряжения сил. Гленн склонился поближе ко мне, хотя входная дверь плотно закрылась за его новыми друзьями.

«Сестренка, послушай. Этот мажор Чаз, похоже, считает тебя парнем. Правда. Ну ты даешь, детка, у тебя здорово получилось!»

«И что, буду играть главную роль, когда он поставит твою пьесу на Бродвее? Братец, не обижайся, но мне наплевать. Я уже говорила, что я не актриса и не хочу ею быть».

«Да ладно тебе! – закатил глаза Гленн. – Конечно нет. У него есть для тебя работенка. Я думаю, за большие деньги. Ну же, разве это не хорошие новости? Просто сходи с нами в одно местечко в Ист-Виллидж».

Я внимательно посмотрела на брата. Да, деньги бы мне не помешали. У меня оставался последний семестр в Пратт до выпуска – и никакой работенки на горизонте. На сберегательном счете лежало сто тридцать восемь долларов, а на текущем – такая мелочь, что даже в банкомате не снимешь. Еще и аренду за квартиру пора платить. Такие дела. За двухнедельную стажировку в «Пресс букс» мне так и не заплатили, поэтому я перестала туда ходить, сократив вероятность получить с них должок в обозримом будущем. Да, денежки бы мне не помешали.

Тем не менее я склонилась поближе и прошептала ему на ухо: «Я… дышать… не могу… черт возьми…»

«Нашла, из-за чего переживать!» – отмахнулся он.

Мы взяли такси и последовали за его новыми друзьями – у Гленна было время рассказать, как Чаз собирался вложиться в пьесу, чтобы сделать ее «настоящей». Я, помнится, подумала, как много мы врем другим из самых лучших побуждений. От предложения Чаза лампочка в моей голове замигала красным. Я внимательно смотрела на Гленна. И хотела его предупредить. Но честность казалась слишком жестокой. Брат так обрадовался, что вряд ли захотел бы узнать правду. Когда мы пересекали Манхэттенский мост, блики света вспыхивали на его лице и снова гасли. Вспыхнуло – погасло. Гленн верил, будто для него все только начинается. И я от всей души желала ему этого. Черт побери, да я бы и сама не отказалась от такого! Однако, когда мне говорили, что я талантлива, мне хватало здравого смысла не верить на слово. Люди вполне способны врать по доброте душевной.

Сколько раз я выступала против ситуационной этики? Но теперь речь шла о Гленне. И «ситуационная этика» звучала лучше, чем «вранье».

Каждая кочка на мосту, каждая выбоина, на которые мы наезжали по дороге в Бауэри, оказывали целебное действие: толчки ослабляли ткань, перетягивавшую мне грудь. Я постаралась сосредоточиться на дыхании. Будем надеяться, я не зря согласилась помучиться!

Вечеринка, как оказалось, проходила на крыше невзрачного здания без лифта на Третьей Восточной улице.

Дама с кольцами многозначительно оглянулась на нас, а мы взирали на нее, затаив дыхание и пытаясь сообразить, что будет дальше.