Ну вот, я ему спасательный круг бросаю, а он все никак не заткнется!
«Что же, если кому-то из участников хочется заняться цензурой, „Декамерон“ пропитан назидательностью и проповедует христианство».
«Он прав!» – воскликнул кто-то с акцентом.
Новый участник дискуссии представился русским поэтом, который приехал по программе культурного обмена. Он встал с места и повторил: «Профессор прав. „Декамерон“ полон назидательности. Организаторы чтений способны распознать нравоучительность в чем угодно, кроме западной классики. Именно поэтому они не включили в список литературы произведения одного из великих писателей на тему чумы, Марины Цветаевой!» Он поднял книгу стихов «Москва в чумном году»[84]. «Вы, жители западных стран, невежественно полагаете, будто русские художники только и делали, что рисовали пропагандистские плакаты про пятилетки – в отличие от Боккаччо, прекрасно образованного и воспитанного в благородной семье, или Чосера, всегда имевшего хорошую работу, или Данте, который служил приором Флоренции. Цветаева не только написала про „чуму“ в Москве; вся ее жизнь была чередой бедствий, которые привилегированные американцы даже понять не в состоянии.
Наш народ закалялся испытаниями, а вы вели изнеженный образ жизни. Если вдруг коронавирус появится здесь, в Америке, давайте честно признаем: американцам никогда не придется чем-то жертвовать. Во время пандемии вы так и будете наслаждаться едой в ресторанах и кабаках, так и будете толпиться на пляжах, вдыхая и выдыхая воздух с заразой от летучих мышей. Смогли бы вы вынести невероятные потери, которые понесли мы во время Второй мировой войны, когда враг окружал наши города? Смогли бы вы выстоять зимой в Ленинграде, где мы продержались почти девятьсот дней? Нет, ничто не должно мешать вашему, американцев, праву веселиться. „Черная пятница“, один из священных капиталистических праздников, – идеальный образ вашего общества: если ты недостаточно быстр или недостаточно жаден, тебя затопчут. Вы понятия не имеете о страданиях. Вы заплыли жиром. Авиакомпаниям пришлось увеличить размер кресел, дабы в них уместились ваши жирные зады, а вы по-прежнему отвечаете в опросах, что страна движется в неверном направлении. Вы ленивые. Избалованные. Нам, русским, жизнь медом никогда не казалась. Марине тоже пришлось несладко, и тем не менее она писала короткие стихи, подобные самоцветам. Возьмем хотя бы одно, написанное в Вербное воскресенье 1920 года».
Он закрыл глаза, подобно Андрею Вознесенскому, читающему стихи, – и выражение лица у него было такое же напряженное, – и продекламировал:
В отличие от выбранных вами представителей буржуазии, имевших, подобно Петрарке, покровителей, Цветаева жила в такой нищете, что в девятнадцатом году человек, попытавшийся ее ограбить, увидев невыносимые условия ее жизни, предложил ей деньги. Ваши герои Данте, Боккаччо и Чосер имели связи с аристократией, а Марина писала, что во время московской „чумы“ у нее было только одно платье, и шутила про это».
Он снова принялся цитировать: «„Мой день: встаю – верхнее окно еле сереет – холод – лужи – пыль от пилы – ведра – кувшины – тряпки – везде детские платья и рубашки. Пилю. Топлю. Мою в ледяной воде картошку, которую варю в самоваре. Самовар ставлю горячими углями, которые выбираю тут же из печки. Хожу и сплю в одном и том же коричневом, однажды безумно-севшем, бумазейном платье, шитом весной семнадцатого года за глаза, в Александрове. Все прожжено от падающих углей и папирос. Рукава, когда-то на резинке, скручены в трубу и заколоты булавкой“»[85].
«Марина, оказавшись не в состоянии содержать своих дочерей, отправила их в детский дом. Одна из девочек заболела малярией, вторая умерла от истощения. В следующий раз, выбирая автора, писавшего на тему чумы, возьмите кого-нибудь, кто стал ее жертвой, но все равно находил в жизни радостное и смешное. А не кого-то из тех, кто водит дружбу с королевскими особами. Да, кстати, права женщин, говорите?» Он повернулся к феминистке, обвинявшей Боккаччо и Чосера в женоненавистничестве. «Мы всегда далеко вас опережали. Есть ли лучший способ раскрепостить женщин, чем дать им в руки оружие? Восемьсот тысяч советских женщин сражались плечом к плечу с мужчинами в войне с нацистами. Немцы, которые поставили немецких женщин на пьедестал и обращались с ними по-рыцарски, одновременно убившие миллионы неарийских женщин, были потрясены, увидев, как сражаются наши женщины рядом с мужчинами. Одна из них, Лидия Владимировна Литвяк, прозванная Белой Лилией Сталинграда, сбивала немецких асов и не сдавалась, даже когда ее самолет подбили. Есть мнение, что она не погибла, и кто-то видел, как ей удалось уйти от преследующих ее немецких истребителей. Во всем мире было всего две женщины-аса, и Лидия Литвяк – одна из них. Вы, американцы, жертвовали собой во время Второй мировой войны, но теперь позабыли, что такое страдание. И голод».