Он уселся на место. Воцарилось молчание. Я думал про Лидию Литвяк. Встанет ли наша эгоистичная нация плечом к плечу, защищая друг друга от вируса, как сделали советские мужчины и женщины, оборонявшие Сталинград? Остальные наверняка думали о том единственном платье Марины Цветаевой. Оно стало как бы олицетворением этого собрания. Может, именно поэтому феминистка, которая так нападала на моего студента, сейчас сидела, уставившись на свои туфли – скорее всего, купленные с семидесятипроцентной скидкой в магазине «Сакс на Пятой авеню». Мужчины одевались в магазинах «Кельвин Кляйн», «Ральф Лорен» и «Найк». Весьма вероятно, их вещи изготовлены с использованием детского труда. Возможно, услышав, каково пришлось Марине, чернокожая художница по костюмам задумалась о неплохой медицинской страховке от своего профсоюза. Ее дети никогда не заболеют малярией и не умрут от голода. Танцор с ограниченными возможностями точно знал, что будет востребован в США и за рубежом из-за кампании по продвижению прав инвалидов, которая также помогает привлечь внимание к таким прекрасным поэтам, как Джиллиан Вайзе. Во всех зданиях университета есть лифты и пандусы. Как и все остальные участники чтений, он не испытывал неудобств.
Услышав впечатляющие слова Марины, некоторые тихонько всхлипывали. Муж тоже выглядел растроганным и держал жену за руку. Солнце цвета патоки опускалось в реку Гудзон, и, как я и думал, послышались предложения заказать ужин. Я заранее позвонил в «Грабхаб», и наконец еду доставили. Посыльный положил три больших пакета на стол и ушел. Внутри оказались пирожки, похожие на обычные, но с другой начинкой – с пои, традиционной гавайской пастой из клубнелуковицы таро. Участники принялись за еду и, распробовав, одобрили мой выбор.
«Почему вы заказали именно такие?» – поинтересовался кто-то.
«Потому что пои имеют отношение к нашей дискуссии», – ответил я.
«Каким образом?»
«Кому пои, а кому помои». Послышались стоны. «Я знаю, возможно, это надуманная метафора, но она применима и к искусству тоже. То, что для одного цензура, другой воспринимает как нравоучение».
«Но разве искусство не должно быть универсальным?» – вмешался всезнайка-муж.
«„Не все писатели-представители определенной культуры являются великими, но все великие писатели являются представителями определенной культуры“», – процитировал я Т. С. Элиота.
Он замолк, зато заговорила его супруга: «Мы не можем применять мерки нашего просвещенного времени к Боккаччо, Чосеру и Данте».
Раздался смех.
«Просвещенное время? – переспросил кто-то. – Миллионы проголосовали за человека, по мнению которого вода течет из океанов в горы, а для предотвращения лесных пожаров в лесах нужно подметать».
«Четверть американцев верят, будто Солнце вращается вокруг Земли», – поддакнули ему.
Кто-то еще заговорил, но голос заглушили звуки гитары. Блюзовый музыкант, постоянно выступающий в музее, напомнил нам, что, согласно установленной в «Декамероне» традиции, собрания следовало завершать музыкой. И запел песню Слепого Вилли Джонсона – хриплым и мощным голосом: