Он замолчал, и в воздухе повисло ощущение настоящего ужаса. Моя благодарность была безмерна. Дэрроу рассказал эту историю для меня. Из меня словно злых духов изгнали.
– Как давно это произошло? – спросила Хелло-Китти.
– Десять лет назад.
– И ваша жена действительно расчистила участок?
– Да.
– И задала тот вопрос?
– Да.
– И все вышло наружу?
– Да.
– Разве вы не переживаете? Не нервничаете каждый день? – удивилась Хелло-Китти. – Нынешний владелец участка может начать рыть котлован для фундамента или решит огород развести – да мало ли что.
– Я так и не продал участок. И машина до сих пор стоит там, а дом разваливается потихоньку. Боюсь ли я? Боялся раньше. Но чем старше становлюсь, тем меньше страх. А если говорить о том, что я сделал с торчком, то никаких сожалений я не испытываю!
Он многозначительно посмотрел на меня, произнося «никаких сожалений», и во мне шевельнулось что-то, но я так и не поняла, что именно.
– Да уж, – слабым голосом сказал Евровидение. – Охренеть не встать!
Я не знала, который час и когда зазвонят колокола базилики Святого Патрика, но была уже не в состоянии выслушивать новые истории и секреты.
Могла думать только: «Слава богу, что отец никогда не выйдет из „Вечнозеленого замка“ и не узнает, что я натворила».
Я вскочила, пробормотала что-то про усталость и сбежала с крыши. Кое-как вернулась в свой подвал и заползла в кровать, чувствуя себя прочищенной до костей.
День четырнадцатый
13 апреля 2020 года
Мы расселись по своим местам. После вчерашнего вечера я почти решила не приходить, но не хотела оставлять пробел в записях или выглядеть дезертиром. Я включила диктофон и откинулась на спинку кушетки, думая снова стать невидимой и не привлекать внимания. Однако меня приветствовали с чрезмерным воодушевлением, на меня поглядывали, мне доброжелательно улыбались, и я растерялась. Неужели им действительно есть до меня дело? Неужели они плакали по мне ночью? Ха-ха, да нет, конечно! Кому есть дело до управдома?
Сегодня я пила настойку пастис из обсиженной мухами бутылки, которой на вид было этак полвека. Мне никогда не нравился вкус лакрицы, но со своей задачей напиток справлялся. Я отказалась от ежедневных усилий по подсчету костей с занесением чисел в «Библию» по той же причине, по какой перестала звонить отцу. Мы сидели на крыше уже четырнадцать дней – по словам правительства, именно такой период карантина необходим, чтобы убедиться в отсутствии заражения, – и тем не менее конца и края этому было не видно. Мне начинает казаться, что мы так и будем сидеть на крыше и колотить по кастрюлям до скончания веков. И в то же время днем я то и дело ловлю себя на предвкушении вечернего собрания с его диковинными историями от случайных жителей Нью-Йорка.
Сегодня на стене появились новые граффити – под Богом, держащим коробку с кроликами, кто-то нацарапал цитату: «Он способен, но не желает? Тогда Он злонамерен. – Эпикур».
Хелло-Китти прочитала надпись вслух и засмеялась:
– Кто это подкинул нам столь лакомый кусочек?
Поэт поднял руку и слегка улыбнулся.
– Одобряю! – Хелло-Китти свернулась в кресле, посасывая вейп. – Нужно заставить верующих придурков объяснить, почему Бог не желает помочь нам с вирусом – почему способен, но не желает.
– Пути Господни неисповедимы, – ответила Флорида. – Лично я считаю, что страдания нынешних времен ничто по сравнению с блаженством, которое нам явится.
– Боже нас упаси от любителей цитировать Библию! – ехидно вставила Кислятина.
После обеда опять полил сильный дождь, и день перешел в такой вечер, когда пасмурное небо из серого постепенно становится черным. Я заменила свечку в фонаре, и вокруг моей красной кушетки разлилась лужица света. Остальные свечи и масляные фонари выглядели сияющими желтыми росинками в темноте. В семь часов мы, как обычно, орали и стучали, хотя и без особого энтузиазма, а затем наступила тишина. Никто не хотел ничего рассказывать. Все сидели с неловким видом. Должно быть, их потрясли наши с Дэрроу вчерашние истории. Может, кто-то оглядывал собравшихся и прикидывал, на какие еще преступления способны его соседи.
– А как наш управдом поживает сегодня? – мягко спросил Евровидение, выдернув меня из циничных раздумий.