Повариха убрала телефон в карман.
– Что она сказала? – спросил Евровидение.
– «Mis hijos» – «дети мои», – перевела сияющая Повариха. – Как я и обещала, вы увидели ангела!
– Хм, не обижайтесь, но мне она показалась просто старушкой, – хмыкнул Евровидение.
– А по-вашему, ангелы – это всегда прекрасные юные существа с крыльями? – фыркнула она в ответ.
– Нет… – Евровидение замолк.
– Вы ведь все ее видели?
Мы согласно кивнули.
– В таком случае я счастлива.
Сломанная дверь внезапно снова распахнулась с громким стуком, и на крыше появились мужчина и женщина. Опять незнакомцы!
Две пары измученных глаз над красными самодельными масками оглядели крышу. Пришельцы тащили с собой чемоданы.
– Что происходит? – встревожился Евровидение, поднимаясь с места. – Вы кто такие?
Женщина сделала шаг вперед.
– Мы из дома на этой улице, – ощетинился мужчина.
– Я, мой муж, моя свекровь и наши дети, – сказала женщина. – Господи, мы домой попасть не можем!
– А сюда вы как попали? – спросил Евровидение.
Пара переглянулась.
– Дверь открыта, – ответил мужчина. – А на улице дождь. Вот мы и зашли.
Женщина приподняла свою сумку на колесиках.
– Нам больше некуда идти!
Я приготовилась к шквалу обвинений, хотя точно знала, что наглухо заперла входную дверь. Кто-то опять оставил ее открытой, вот только зачем? Нарочно они, что ли? Неужели в доме есть вредитель?
– Но… вы не можете здесь оставаться! – почти отчаянно взвизгнул Евровидение. – У нас же пандемия!
– А у нас нет? – заорала женщина в ответ.
Муж положил руку ей на плечо. После паузы она поставила чемодан – со столь измотанным видом, словно была больше не в состоянии сделать ни шагу.
Да это не обычное здание, а дурдом какой-то!
– Пожалуйста, отдохните здесь, пока мы во всем разберемся, – предложила Мозгоправша. – Простите, мы не можем предложить вам свободные стулья. Если не возражаете, пожалуйста, соблюдайте дистанцию. Ради всех нас.
– И ради себя самих. – Муж нежно обнял жену. – Ты отдохни тут, а я спущусь и приведу маму с детьми.
Я чувствовала, что внимание вот-вот вернется к вопросу «открытых» дверей и внезапного вторжения, но Евровидение меня спас:
– Что вы имели в виду, когда сказали, что не можете попасть домой?
– Наши соседи объединились против нас, – вздохнула женщина. – Нам не открыть замки.
– Не открыть замки? – удивилась Кислятина. – Во время пандемии и под дождем? Да что произошло, в конце концов?
Женщина глубоко вдохнула, затем выдохнула, словно выпуская изнутри бурю.
– Тот вечер выдался еще темнее и был более ненастным, чем сегодня, а мы не могли открыть дверь в подъезд. Стояли, дрожа и чихая, в холле, с промокшими насквозь чемоданами, после трехчасового перелета из Доминиканской Республики, после бесконечных очередей на таможне и долгой поездки на такси домой.
Наш код для главного входа не работал. Мы решили, что управдом поменял комбинацию – наконец-то сделал хоть что-то, чтобы в доме перестали красть, а не просто пожал плечами и заявил: «Я всего лишь управдом, а не коп!»
А может, он сам и был вором: некий Эль Супермен, продавец на «Ибэй», чьи товары всегда в точности совпадали с похищенными вещами жильцов, заказанными на «Амазоне». Возможно, сосед сказал правду, и именно Эль Супермен воровал еду из доставок.
Однако в тот недобрый час Эль Супермен оказался единственным человеком в доме, которого мы осмелились побеспокоить. Конечно, была еще соседка, но она на антидепрессантах из-за своего никудышного сына, и мы подумали, что она не в себе от лекарств. Кроме того, Эль Супермен у нас в долгу. И поддержание здания в порядке (или чем там еще он занимается) – именно то, за что ему платят.
Мы упорно нажимали на кнопку его звонка.
Пока мы ждали, нам на глаза попался плакат, прилепленный скотчем рядом с панелью домофона (в хорошо знакомом нам стиле инструкций, которые Эль Супермен развешивал в лифтах и в коридорах), хоть и нарисованный хуже обычного.