Выбрать главу

Внизу стояли подписи людей, с чьими собаками-аутистами мы шептались, чье постиранное белье складывали и разворачивали, а также тех, кто рыдал на нашей кухне после гибели их орхидей – танцующих куколок.

Над подписями, курсивным шрифтом «Гельветика», было напечатано: «С любовью, Ваши соседи».

Вот такой у нас выдался вечер, еще более темный и ненастный, чем сегодня, когда мы оказались на пороге выселения из квартиры во время пандемии, среди соседей, уже готовых нас вычеркнуть.

Три недели. Мы уехали всего на три недели. По семейным делам. Мы вели себя очень осторожно: не обнимались и не целовались с родственниками, даже с давно потерянными, к которым ходили посоветоваться. Мы держали социальную дистанцию во время собеседований и пользовались антисептиком для рук, когда брали свидетельства о рождении. Американским антисептиком. Мы сделали дополнительные маски, мыли руки и молились. Красные маски, белое мыло, синие молитвы.

Мы вызвали еще одно такси через «Убер», на сей раз в Бруклин, за мост, к родственнице в Уильямсберге. Через десять минут водитель в противогазе загружал наши чемоданы в багажник. Наш младший смотрел на него с ужасом, и нам пришлось силой затолкать орущего ребенка в машину. Внутри стоял невыносимый искусственный запах лаванды. Мы чихали и спорили всю дорогу до Деланси-стрит. О том, что следовало позвонить, прежде чем заявляться к родне на порог, и к чертям нашу фамилию. О том, что сами виноваты, не надо было слушать Сказителя, зря только потратили всю арендную плату на поиски обещанных им золотых гор. О том, что проголодались. О, пожалуйста, только не в присутствии детей! Ой, наших бездомных детей? Да ладно, нельзя терять веру. Нам нужно в туалет…

Наша старушка хмыкнула и схватилась за телефон. Родственница взяла трубку со второго гудка.

«Просто приезжайте», – сказала она.

«Ну вот! Говорила я вам, владельцы баров не спят!» – заявила свекровь, повесив трубку.

Водитель резко остановил машину на красный свет перед мостом. Когда он повернулся к нам, мы услышали его затрудненное маской противогаза дыхание.

«Однажды жил-был владелец бара, у которого было много слуг, много скота и много акров земли», – заговорил он приглушенным голосом.

«Поезжайте уже!» – заорали мы: на светофоре, как раз зажегся зеленый, но водитель не двинулся с места.

«Как-то днем, пытаясь дотянуться до верхней полки в баре, он уронил все бутылки виски „Джонни Уокер голд лейбл резерв“, которые держал под мышкой».

Затем он в полном молчании перевез нас через мост. Позднее мы бы поставили ему пять звездочек, но не за качество обслуживания, а за его слова, которыми не захотел поделиться Сказитель.

В этом городе и в этой стране наша фамилия мало что значит, но на острове она стоит целое состояние. А ведь Сказитель нас предупреждал. Возможно, он был прав, когда заявил: «Даже среди ваших соседей найдутся враги тех, кто носит вашу фамилию».

Задолго до пандемии Сказитель упоминал про принадлежащее нам невероятное наследство. «Несметное богатство, – говорил он сначала в гостиных, а затем на пресс-конференциях. – Колониальное золото такого желтого цвета, что почти зеленое».

Сказитель – юрист. И хотя он не носит ту самую фамилию, родился с золотым зубом. Его мать рассказала эту историю на телевидении: «Когда ему было четырнадцать лет, сразу после того, как он улыбался под дождем, молния ударила его в левый верхний клык. С тех пор у него постоянно звенит в ушах. Сквозь звуки кофемашины, гудки автомобилей и лай собак в его ушах постоянно звучат тысячи историй. Каждый раз, когда он рассказывает мне одну из них, звон смолкает».

Когда Сказителю было пятнадцать, он выдал своему отцу на его дне рождения: «Давным-давно жил глухой попугайчик, который любил есть сахарный тростник на железнодорожных путях. „Уйди с дороги!“ – орали люди, но глухой попугайчик продолжал клевать тростник. „Ну, мы тебя предупреждали!“ – говорили люди и шли дальше своей дорогой. Однажды по путям промчался поезд, оставив позади себя разноцветные перья и сок сахарного тростника».