«Для Дня расплаты!» – хвастались мы позднее, загружая размытые изображения своих волшебных номеров вместе с символом сложенных в молитве рук.
Когда мы вернулись в Нью-Йорк, День расплаты наступил и прошел, но мы сохраняли веру. Сказитель собрал своих преданных последователей в офисе в столице или в «Зуме» и объявил: «Сохраняйте веру!» И мы молились. «Вы унаследуете землю!» И мы выдыхали: «Аминь!»
Сегодня рано утром мы вызвали «Убер» – теперь чтобы вернуться в Бауэри. Через десять минут нас встретила водитель в маске с напечатанным на ней селфи. Пока она загружала чемоданы и горшки с растениями в багажник, наш младший самостоятельно залез в машину, не переставая хихикать.
Внутри стоял невыносимый запах кондиционера для белья, и мы чихали всю дорогу через Вильямсбургский мост. На середине моста наш младший склонился к водителю и спросил ее, почему она носит свое лицо на лице.
«А откуда ты знаешь, что это мое лицо, если никогда не видел моего лица?» – спросила она, не сводя глаз с дороги.
«Меня тошнит от этого дерьма!» – заявила наша старушка-свекровь, снимая свои зубные протезы.
Затем опустила стекло и выбросила четки в Ист-Ривер, выкрикивая нашу фамилию и поток проклятий: свой ПИН-код и номер социального страхования, выбранные номера лото и будущую дату смерти Сказителя. Больше никто не произнес ни слова до самого конца поездки.
В холле нашего жилого комплекса мы наткнулись на соседку, которая стояла, сгорбившись, спиной к нам, и набирала код на внутренней двери. Поток холодного воздуха заставил ее обернуться. Она чуть не закричала, но потом узнала нас. Ее вздох облегчения нас растрогал.
Она попросила прощения: в здании случались грабежи. Очень глупо с ее стороны не поприветствовать нас как следует. Как прошла поездка? Отвезли ли мы письма и маски ее сестрам? Ах, как она по ним скучает! Сын пообещал купить ей билет на самолет, как только закончится пандемия. «Знаете, столько всего произошло, пока вас не было? Вы бы зашли на чашечку кофе – ой нет, лучше позвоните. Тот расист из 3А? Теперь он ходит на свидания с парнем из движения „Черные жизни важны“». Она слышит их через батарею. Новый код замка? Простите, она не может его назвать.
«Ибо ни одно доброе дело не остается безнаказанным!» – фыркнула наша старушка.
Пока мы с вами тут разговариваем, она сидит на своем чемодане в холле и изрыгает проклятия в присутствии детей.
Мы решили просить убежища здесь, в «Фернсби армс», только потому, что наши дети настаивали, что «Армс» после фамилии означает объятия, а не оружие. Благодаря детям мы сохраняем веру в доброту людей. Один из них даже поставил водителю «Убера» пять звездочек – «За то, что не пялилась на нас в зеркало заднего вида, а сосредоточилась на мороженом „Роки-роуд“ впереди».
Думаю, никто из нас не знал, как понимать эту странную, душераздирающую историю.
– Ну-у-у… – протянула Кислятина.
– Того домовладельца следует засудить до смерти! – Во взгляде Флориды вспыхнула внезапная ярость. – И Сказителя тоже.
Женщина слабо улыбнулась в ответ.
– Благодарю вас. Впрочем, мы не будем мешать вашей вечеринке. Нам нужно отдохнуть. – Она закрыла глаза. – Нам просто нужно отдохнуть.
– Разумеется! – отозвалась Мозгоправша. – Можете оставаться у нас, сколько понадобится.
Судя по виду, она не слишком-то поверила в историю, но ее голос прозвучал профессионально-успокаивающе. Интересно, что станется с этой семьей? Мне вдруг захотелось им помочь, но, прежде чем я успела придумать, как именно, вмешался Евровидение:
– Ну что же, пока наши гости приходят в себя… – он сделал паузу, как бы проявляя уважение, хотя на самом деле посмотрел на часы, – у нас еще есть время. Кто-нибудь хочет рассказать историю?
– Очередная исповедь? – поинтересовалась Дама с кольцами.
– Вообще-то, у меня есть нечто вроде исповеди, – сказал Рэмбоз. – Или, скорее, откровение. Детское впечатление, открывшее мне глаза на мир, в котором мы живем. Очень многое мы никогда не поймем о людях, мимо которых проходим каждый день. Можно мне рассказать историю?
– Мы вас слушаем! – обрадовался Евровидение.
– Я вырос в Уэллсли, в штате Массачусетс. Тогда, в шестидесятые, он считался одним из самых богатых городов в стране. Может, и до сих пор так. На холме над моей улицей, напротив поля для гольфа, располагалась частная больница под названием «Санаторий Уисволл». Ее давно уже нет, но в шестьдесят пятом году это была дорогая и весьма престижная больница, расположенная в особняке среди просторных лужаек в окружении леса. Именно в «Уисволле» Сильвия Плат впервые подверглась шоковой терапии. В своей книге «Под стеклянным колпаком» она назвала больницу «Уолтон». Сильвия Плат выросла в Уэллсли, и ее мать все еще жила в доме номер двадцать шесть на Элмвуд-роад, когда я был ребенком. Милая старушка, тихая и печальная.