«Надо же, прямо посреди пасхальной проповеди! И хоть бы кто посмел рот раскрыть!» – сказал Санджей.
«Не на что тут смотреть! – притворно замахала руками я. – Женщина всего лишь объявляет о смерти своей матери – живой!»
«Бабушка Синди… – заговорил отец, но мы слишком громко ржали, чтобы его услышать; он подождал, пока мы успокоились, – маме не мама».
Он произнес это совершенно спокойным тоном, словно говорил о чем-то обыденном – типа, бабушка Синди любит мужчин помоложе; бабушка Синди и ее дурацкая лотерея; бабушка Синди ходит в «Костко» исключительно в те дни, когда там раздают пробники.
«Что?» – переспросила я.
«Ее родная мать жила в Оклахома-Сити», – ответил папа.
Мы с Санджеем уставились друг на друга.
«Папа, ты голову нам морочишь?»
Папа кивнул в мою сторону:
«Ты с ней однажды встречалась, в возрасте нескольких месяцев. Барбара. Барб. Она просила называть ее Барб. Она приехала сюда аж из Оклахома-Сити, пообедала с нами в „Ла-квинта“ и в ту же ночь уехала обратно домой».
«Обратно в Оклахома-Сити?» – уточнила я, словно это было самым странным во всей истории.
«К тому времени она уже вышла замуж и завела детей. Я думаю, она очень боялась, что ее семья узнает, муж узнает. Она показывала нам их фотографии. Девочки были очень похожи на твою маму». Папа посмотрел на меня. «Похожи на тебя».
Знаете, как оно бывает, когда кто-то вам что-то сказал, а у вас в голове вдруг щелкнуло – и все встало на свои места, потому что вам дали кусочек головоломки, про который вы даже не подозревали? Папа сказал «похожи на тебя» – и у меня все тело задрожало. Санджей побледнел.
«Значит, это она умерла?» – спросил он.
«От того же самого, – кивнул папа. – Рак яичников».
«Но откуда мама…»
«Понятия не имею».
«Она с ней поддерживала связь?»
«Нет».
«Тогда как вы узнали, в какой именно день она…»
«Мы не сразу узнали. Позднее прочитали некролог в газете».
«И вы никогда про это не говорили?»
«А о чем тут говорить?»
«Барб… она… – Я толком не знала, что хотела спросить. – Она была хорошая?»
Вопрос звучал совершенно невинно, но почему-то отец воспринял его болезненно.
«Она была совсем молоденькая», – ответил он после долгого молчания.
А потом завалил нас информацией. Барб было пятнадцать, когда она родила маму. Барб провела с ней всего пару часов, прежде чем бабушка Синди пришла в дом и забрала ее. Маме было двадцать три, когда она начала искать Барбару. На поиски ушел год, и еще три месяца – на переговоры, где и как они с ней встретятся. Я сидела молча, думая о том, что мама стала искать собственную мать за несколько месяцев до того, как забеременела мной, и нашла примерно тогда, когда я родилась. А вот Санджей попросту разозлился и начал выговаривать папе: мол, ушам своим не верит, и как они могли ничего не сказать нам, почему мы только сейчас все узнали, – и тогда папа начал орать на него в ответ.
«Да какая разница?! – рявкнул он. – Та женщина приехала, пообедала с нами, подержала ребенка на руках, поплакалась вашей маме, как ей жаль, что они столько времени не виделись, пообещала вскоре вернуться, но так и не появилась! Никогда не звонила, не писала писем, а затем переехала, не сказав маме, куда именно, – так о чем тут говорить?»
Папа раскраснелся, его лицо сморщилось, как у испуганного ребенка, и в тот момент я поняла, что он действительно любил маму.
«Из какого дома?» – спросила я.
Папа посмотрел на меня в замешательстве.
«Бабушка Синди пришла и забрала ее из дома. Какого дома?»
И тогда папа рассказал все, что я уже и так знала, помните? Знала еще до того, как он сказал «Дом Флоренс Криттентон»[44] и «Литл-Рок, штат Арканзас», – до того, как набрала запрос в Интернете, увеличила крохотную фотографию на телефоне – и увидела то самое окно с белыми рамами в темном доме. На фото в окне никого не было, но я-то знала.