Она подняла его повыше, давая нам разглядеть. За сюрреалистически висящими в пустоте куриными головами виднелся крохотный курятник в искаженной перспективе.
– Дело было в семидесятые годы на Лонг-Айленде, в городке, про который вы вряд ли слышали. Мальчишки увлекались мальчишескими вещами, а девчонки – девчачьими, вот и все. Я не разделяла классические интересы ни девочек, ни мальчиков. Кройка и шитье меня совершенно не волновали.
Впрочем, на занятиях все было не так уж плохо. Напротив меня сидела очень классная девочка – назовем ее Дженнифер Эспозито. Каждый день она приходила на урок, благоухая так, словно облако марихуаны опустилось на город, как радиоактивные осадки.
Однажды, когда нам следовало заниматься шитьем фартуков, Дженнифер спросила меня:
«А ты слышала новую песню „Американский пирог“»?
Я и правда ее слышала, благодаря старшей сестре, которая купила пластинку. Сидя за одной партой на уроке домоведения, мы с Дженнифер Эспозито совместными усилиями восстановили текст, написанный Доном Маклином, словно два знатока поэзии, изучающие одиннадцатую песнь «Божественной комедии».
«…И голос, исходивший от нас с тобой…» – процитировала я вслух с максимальной выразительностью. Потом мы обе сидели молча и размышляли над смыслом этих слов. «Я думаю, – сказала я Дженнифер, – речь идет о том, что искусство предназначено для всех. Оно исходит от нас всех».
Мальчишки тем временем занимались в классе напротив. Я им нисколько не завидовала. Из их мастерской доносился такой рев, словно там проходили автогонки «Дейтона-500». Я до сих пор испытываю необъяснимую гордость, когда использую даже самые простые слова, обозначающие инструменты. Недавно я сказала мужу: «Ручка на ящике разболталась. Я думаю, нам нужна отвертка Филлипса».
Я обожаю, как звучит «отвертка Филлипса». Кто такой Филлипс? Почему в его честь назвали отвертку? Это как если бы в вашу честь назвали звезду или комету, только более приземленно. Я вам так скажу: в мою честь ни одну иголку не назовут. И нитку тоже. Единственный фартук – вот и все, что я сумела сделать на уроках домоводства в былые времена. Из меня не вышло женщины, обожающей шить или вязать и рукодельничающей ради отдыха или удовольствия или чтобы чего-то достичь.
Меня тошнит от одной мысли о магазине товаров для рукоделия. Если бы вы мне прямо сейчас сказали: «Вот тебе двадцать долларов, сходи в магазин тканей и купи отрез с узором из кукурузных початков», я бы послушно пошла и купила. Однако как только я вхожу в такой магазин, мне становится плохо от запахов шерсти, клея и тканей. От запаха шитья – запаха рукоделия. И почему-то мне от этого грустно.
Мой фартук имел запах, когда был всего лишь отрезом ткани – просто куском материала, который пока ни во что не превратился. Точно так же и я, в свои тринадцать лет, сидя напротив Дженнифер Эспозито на уроках рукоделия, еще ни во что не превратилась. Не определилась между женским рукоделием и мужской мастерской. Не стала ни плохой, ни хорошей. Я еще не знала, что я собой представляю. Мы все начинаем как отрез ткани, и наша задача – превратить себя в нечто значимое, или полезное, или прекрасное, или уникальное. Мне понадобилось для этого много лет. Я так и не полюбила свой фартук, но долгие десятилетия его хранила. Каким-то странным образом он напоминал мне про то, какой я была до того, как стала кем-то.
Иногда я вижу себя в том классе: покрытый плиткой пол, стены из шлакоблоков, лампы дневного света над головой той полной надежд девочки, которая еще не знает своего места в мире. Да и откуда бы она его знала? И никто не знает. Передо мной разложен мой фартук, словно пациент под наркозом на операционном столе. На ткани узор из куриных голов и курятников. Я хранила его, но ни разу не надевала: ни когда «пекла» замороженную пиццу для шумной компании школьных друзей, ни позднее, когда из подростка превратилась во взрослую женщину, стала матерью и готовила целые ужины, доставая блюда из духовки со словами «Осторожно, горячо!», пока дети прыгали вокруг. В те времена я обходилась без фартука – и сейчас обхожусь. Я готова рискнуть.
Она снова подняла фартук.
– Вчера вечером я долго думала про всякое разное, в том числе про этот фартук, и откопала его в шкафу. Я готова рискнуть и обойтись без него: пусть будет как будет. Однако к ковиду у меня другое отношение. Риск открывает вам больше возможностей, но эта зараза нас всех уничтожит. Так что вот… – Без лишних слов, она достала пару больших ножниц из стоявшей рядом корзинки и принялась отрезать куриные головы. – Те, кто умеет шить, возьмите себе несколько лоскутов и принесите завтра маски для всех.