Зимние каникулы продолжались целый месяц, и несколько раз мне безумно хотелось какао, но в доме не оказывалось ни молока, ни какао-порошка. Тогда я закутывалась в пальто длиной до пяток и закрывала всю голову шарфом. Глядя на себя в зеркало, я видела, что стала именно такой, какой боялась увидеть меня мама: жирной и неузнаваемой. А пристрастие к какао ситуацию не улучшало.
Во время одного из таких походов в магазин я заметила моего друга на другой стороне улицы. В вечерней темноте фиолетовые V на его свитере почти светились, как неон, напоминая стрелки, направляющие меня к нему. Рядом с ним в тени здания стоял кто-то еще, очень близко, и они оба курили, – а я и не подозревала, что мой друг курит. Он отпустил волосы подлиннее, собрав их в маленький черный пучок, как делали воины тысячи лет назад. Второго я не знала. Он не был ни иностранным студентом из моей страны, ни студентом с нашего курса. Я направилась к ним, но по дороге передумала. Натянула шарф повыше на лицо, ускорила шаг и прошла мимо них, не поворачивая головы.
Когда начался весенний семестр, мой друг и я продолжали учиться вместе и получать посредственные оценки. Он спросил, не могу ли я глянуть на его резюме. А я спросила его, как вести себя на собеседовании.
«Тебе нужно потренироваться смотреть в глаза собеседнику», – сказал он, направив два пальца сначала на свои глаза, а потом повернув их на мои.
Я ответила, что смотрю на него.
Он возразил, что я уставилась на точку схода – некую точку позади него, в бесконечности, где сходятся параллельные лучи. В результате мы принялись обсуждать параллельные лучи и точки схода, а потом поспорили про иммигрантов и ассимиляцию.
Он заявил, что мы слишком усиленно пытаемся сойти за своих – и в этом наша проблема.
Я не считала, будто у нас есть проблема, а он настаивал, что это еще одна из наших проблем – никогда не говорить про наши проблемы и не признавать их существование в принципе.
«Так, может, у нас и нет никаких проблем, – предположила я. – Разве все иммигранты должны с ними сталкиваться? А если нет, то зачем обсуждать несуществующие вещи?»
«Ты имеешь в виду – никогда ничего не обсуждать?»
«Я имею в виду – бесполезно обсуждать все подряд. Разве мы не можем держать что-то при себе?»
Мой друг не ответил, внимательно изучая меня через маленький столик. Я забеспокоилась. А вдруг он расскажет о себе что-нибудь такое, после чего мне тоже придется что-нибудь сделать взамен? Однако, прежде чем я успела откровенно провалить этот тест, его телефон звякнул, и он, не читая текст сообщения, встал и сказал, что должен идти.
«Уже? – удивилась я. – Ты ведь только что пришел!»
Вообще-то, не совсем только что, ведь мы довольно долго препирались. Трудно спорить об ассимиляции: это неизбежный процесс, требующий стереть большие части тебя. Я не знала, сумела ли я их стереть или же они стерлись еще дома, когда я впервые решила сюда приехать.
Мой друг так и не позвонил, чтобы закончить задание, над которым мы работали, а за неделю до весенних каникул перестал встречать меня у ворот университета перед занятиями. Я искала его в аудитории. Я занимала для него место, как делал мой кот для меня. Когда мне так и не удалось с ним связаться, прежде всего я подумала, не стряслось ли чего во время вечерней пробежки. Например, он упал в реку или его похитили. Сделал что-то с собой или его заставили исчезнуть. Почему мне приходили в голову столь нелепые мысли вместо вполне очевидных? А именно: что, пока я усердно его искала, он про меня и думать забыл.
Незнакомка снова сложила руки на коленях, давая понять, что история закончена. Я видела на ее лице то самое одиночество, сквозившее в рассказе. Я вздрогнула. Хоть и выросла в Квинсе, я мгновенно поняла, что она имела в виду, говоря про сопротивление ассимиляции, про нежелание менять себя ради других. Я испытывала то же самое чувство большую часть жизни.
В наступившем молчании большой паук внезапно выскочил из трещины в парапете, пронесся через всю крышу и исчез под оторванным краем листа толя.
– Фу! – скривился Евровидение, с отвращением шевеля пальцами.
– А когда вы сможете вернуться домой? – спросила Хелло-Китти у рассказчицы.
– Сначала я должна была закончить магистратуру, но теперь все на удаленке. Даже не знаю. Мне не уехать обратно в Китай, пока не закончится пандемия.