– Если не секрет, что же у вас за необычная профессия? – поинтересовался Евровидение.
– Я пишу любовные романы.
– Ничего себе! Как интересно! Никогда еще не встречал авторов любовных романов.
– Писателям приходится выдумывать гораздо больше, чем может показаться, – сказала Танго. – Мы должны проявлять мысли человека. Для меня все началось с Дамы в белом.
– Мы бы с удовольствием послушали про Даму в белом, – согласился Евровидение.
– Как видите, я оказалась в Нью-Йорке, но мое детство прошло не здесь, а на другом конце страны – в Лос-Анджелесе. Я родилась и какое-то время жила в Инглвуде, который запомнился моей маме своими домиками в испанском стиле с крышами из красной черепицы. Я про него ничего не помню. Мои воспоминания начинаются с переезда в Редондо-Бич, на улицу, которую городские власти решили назвать переулком.
Мы заселились в квартиру на Карнеги-лейн, расположенную между Рокфеллер-лейн и Вандербильт-лейн. Многие жилые комплексы на нашей улице имели плоские крыши, а фасады были покрашены в оттенки кофейного цвета – эспрессо и латте, а также капучино и мокка разнообразия ради. Припаркованные у обочины машины были в основном золотистые, светло-коричневые или темно-зеленые – примерно тех же оттенков, что и кухонная техника.
Мы с мамой жили на первом этаже. Двое моих подруг, сестры, жили в соседнем комплексе – очень узком и вытянутом здании с навесом для автомобиля на первом этаже и квартирами над ним. Мы часто играли на длинной подъездной дорожке, бросая мячики или прячась между машинами.
Однажды днем мы не играли, а ждали фургон с мороженым, покрытый выцветшими на солнце наклейками и издающий птичьи трели. Скрестив ноги, мы сидели на тротуаре и пересчитывали оставшиеся в пачках сладкие «сигареты». У меня была жевательная резинка, завернутая в бумажные трубочки, а у подружек – сахарные конфеты с покрашенными красной краской кончиками. Нас окружали звуки обыденной жизни: лай собак, гул разговоров, гомон состязавшихся в громкости телевизоров и радиоприемников.
Высоко в безоблачном небе висело солнце. От асфальта исходили удушающие волны жара, на фоне которых белоснежный «корвет», свернувший на нашу улицу, казался еще более удивительным. Стройный и длинный, с преувеличенными изгибами крыльев и скошенным капотом – прекраснее машины я в жизни не видела.
Яркий, сияющий кабриолет служил идеальным обрамлением для потрясающей женщины за рулем. Ее темные волосы были собраны в тугой пучок. Белая одежда прекрасно подчеркивала густой карамельный оттенок кожи. Огромные темные очки защищали глаза от безжалостного солнца. Широкие полные губы покрывала помада темно-бордового цвета; тонкие плечи и грациозная шея делали линию подбородка еще более элегантной. Подобно машине, ее хозяйка показалась мне каким-то неземным видением.
«Корвет» ловко въехал на парковку, предназначенную для потенциальных жильцов. Мы втроем с открытыми ртами наблюдали, как женщина вышла из него, явив нашим взорам аппетитно изогнутую фигуру, под стать своей машине. Затянутая в облегающее белое платье с тонкими бретельками, завязанными на шее, она пошла к офису управляющего, неторопливо постукивая по асфальту туфельками на шпильке.
«Мистер Хоган!» – выдохнула моя подруга Тара с вытаращенными глазами.
Мы засмеялись, представив, как управляющий мистер Хоган поднимает голову и видит входящую в его офис богиню. Он был счастливо женатый добряк и не слишком ругал нас, когда мы играли вокруг припаркованных машин. Но рядом с такой женщиной наверняка потеряется. Просто на нашей Карнеги-лейн подобные видения встречались нечасто. То есть вообще никогда.
Тара, Торри и я закрыли-таки свои разинутые от восхищения рты и подошли к «корвету» поближе. Вокруг него еще витал насыщенный аромат духов с цветочными и мускусными нотками – запах богатства, красоты и тайны. Салон машины выглядел идеально чистым, без намека на что-либо постороннее.
Минут двадцать мы слонялись вокруг, пока незнакомка сидела в офисе, а когда она вышла, выпрямились по стойке смирно. На секунду, пока она снова не надела очки, мы увидели ее лицо. Большие темные глаза с густыми длинными ресницами были подведены черным. Позднее, когда я описывала ее, слушатели непременно вспоминали Софи Лорен или Ракель Уэлч, а я всегда напоминала им о Нефертити – женщине, которую мы представляем себе царственно-величавой.
«Вы сюда переезжаете?» – спросила я, не осмеливаясь поверить: такие, как она, не живут на улицах, названных именами строителей Америки.