Одноглазый был уже совсем близко. Расстояние между томагавком и скальпом незадачливого военачальника стремительно сокращалось. И тут прогремел первый выстрел. Вождь вздрогнул, на мгновение замер и уставился на револьвер, из которого шёл дымок. Затем индеец медленно перевел взгляд на свою грудь, куда и был направлен ствол оружия противника.
Эндрю улыбнулся. Хотелось сказать что-то вроде: «Умри сволочь» или «Это тебе за всё», но язык его не послушался. Зато послушался палец. Один за другим раздались ещё семь выстрелов, каждый из которых отбрасывал Вождя на один шаг назад. Недоверие в глазах Одноглазого Бизона сменилось удивлением, а потом… потом они закрылись, и тот, кто ещё полминуты назад был предводителем самой страшной шайки западных территорий, свалился наземь безжизненной глыбой.
Стрелку хотелось плакать и смеяться одновременно. Он выполнил свой долг, уничтожил индейского Вождя! Никому до этого не удавалось одолеть Одноглазого Бизона в поединке, а он, Эндрю Стоунмен, смог!.. Но вот какой ценой…
Однако никогда не следовало забывать, что битва отнюдь не заканчивается гибелью предводителя одной из сторон. Если в первую минуту у отряда Эндрю была хоть какая-то возможность прорваться сквозь кольцо индейцев, ошеломленных гибелью Одноглазого, то теперь придётся очень туго. Братья Шмели, до этого попортившие немало крови обитателям форта, разобрались в произошедшем быстрее остальных и, приблизившись к Эндрю шагов на десять, навели на него свои луки. Прочие индейцы взяли на прицел остатки отряда.
«В живых никого не оставят, – промелькнула мысль у Стоунмена. – После случившегося нас если и возьмут в плен, то только для того, чтобы убить как можно мучительней». Он посмотрел на небо, на котором как обычно не было ни облачка. Солнце находилось в зените, значит сейчас полдень. В голове всплыла глупая мысль: «Умрём, не пообедав». Тетива натянулась и, судя по глазам индейца, он был готов её спустить… Но вдруг из оврага донёсся яростный крик. Крик Толстяка Эдда.
-Они жульничают! У них стрелы с гвоздями! – благим матом орал Толстяк. – Это не по правилам!
Одноглазый подскочил так, словно его ударило током. Яростно что-то прорычав, он сдернул с себя повязку, продемонстрировав публике второй, вполне нормальный глаз, и бросился к источнику шума. Эндрю, торопливо вкладывая револьверы в кобуры, похромал за ним. Источник шума возлежал на травке прямо возле тропы и гневно сыпал проклятиями. Заметив Одноглазого и Эндрю, он немного успокоился и гневно- умоляющим тоном потребовал:
- Андрей, ну скажи им, что мы так не договаривались! Мне чуть ногу насквозь не пробило!
Эндрю Стоунмен, он же Андрей Каменев, тяжело вздохнул и подошел к своему подчиненному, а вернее подопечному. Толстяк Эд, он же Эдик Синицын, он же просто Ворчун, он же Салогрыз, подросток тринадцати лет, одной рукой обхватил раненую ногу, а второй протянул ту самую злополучную стрелу.
С тропы за ними наблюдали десятка полтора любопытных детских глаз. Большинство ребят, до недавнего времени изображавшие ковбоев и стрелков, смирно лежали, притворяясь трупами. Некоторые умудрились выстроить на себе целые композиции, воткнув в рубашки по дюжине лежавших поблизости стрел. Был бы рядом фотограф, получилась бы неплохая фотография из серии «Зверства дикарей». Остальные, кто сидя, кто полулежа, следили за своими вожатыми.
Андрей взял в руки стрелу. Все игровые стрелы были лишены острия, разрешалось лишь для утяжеления и баланса укрепить вместо наконечника небольшой грузик, например гайку, а чтобы свести опасность получения травмы к минимуму, сверху наматывался кусочек поролона. Но с этой стрелой неведомый умелец явно переборщил. Одной гайки ему было мало, и он решил усилить конструкцию гвоздём, хорошо хоть шляпкой вперёд. Впрочем, проблема была вовсе не в гвозде, а в том, что большая часть поролона была сорвана, и в результате стрела довольно ощутимо ткнула незадачливого Эдика прямо в бедро, чуть пониже шорт.
Одноглазый резко, но аккуратно забрал стрелу себе. Покрутив её между пальцев, он понимающе ухмыльнулся:
- Работа Шмелёвых. Баланс соблюден, а вот оперение кое-как держится. Ну, я им сейчас задам!
Со своей поистине удивительной прытью здоровяк взбежал по откосу, и до Андрея донёсся шум перебранки.
- Я вам что говорил, вы, недобитки индейские?! Я сколько раз уже предупреждал?! У нас тут не война, а игра, понимаете?! Игра! А чего нельзя делать на игре?! Ну, кто мне скажет?!
- Жульничать, – послышался слабый писк. Это младшенький, Ваня. Старшенький понаглей, однако предпочитает отмалчиваться. – Но Игорь Петрович…
- Что Игорь Петрович?! Я уже тридцать лет Игорь Петрович! Я вам русским языком говорил! Русским, понимаете меня?! Не на английском, не на испанском и не на португальском, хотя бы мог и на них, а на русском! Великим и могучим русским языком повторял не менее сотни раз на дню! У нас честная игра! Мы можем хитрить, изворачиваться, лукавить, проворачивать всякие финты, но только в пределах правил!
Андрей и дети в количестве полутора сотен экземпляров невольно развесили уши. Одноглазый, он же Игорь Суровый, был прирожденным оратором и даже распекать умел красиво, без использования грубых выражений и ненормативной лексики.
– Ещё раз такое повторится, поснимаю со всех луков тетиву! Будете у меня учиться просветлению! Кто-то там на флейте без дырочек играет, а вы будете стрелять из лука без тетивы!
- Не надо, пожалуйста! – просящие нотки в нестройном хоре голосов были способны разжалобить даже мумию очередного Рамсеса, но никак не строгого воспитателя, всерьёз вознамерившегося в очередной раз доказать подопечным, кто есть кто под этими звёздами.
- Я сказал, и я сделаю! Я когда-нибудь нарушал свои обещания? (дружное мотание головами) Нет? Вот и славно. Но на сегодня все наказаны. Игры больше не будет. Скажите спасибо этим Робинам Гудам – самоучкам.
На протяжении всей этой тирады Андрей молча работал: смазывал ссадину Эдика йодом и накладывал пластырь. Удивительно, но Ворчун перестал жаловаться, а наоборот приосанился и гордо смотрел на остальных ребят. Видимо получение реальной боевой, а не какой-то игровой, раны подняло его самооценку пунктов эдак на пять-шесть.
Шум наверху затих. Дети отлично знали, что спорить со старшим воспитателем абсолютно бесполезно и с покорностью приняли наказание.
Андрей как раз закончил бинтовать своего экс-ковбоя, когда рядом с ним снова возник Игорь. Не подошёл, а именно возник. Каменев сам не понимал всех премудростей этой науки, и знал только, что его противник, а так же непосредственный начальник, владел ею в совершенстве и даже в чистом поле мог подойти абсолютно незамеченным. По крайне мере, он сам так утверждал. По-прежнему улыбаясь, словно и не было никакого инцидента, Игорь с уважением произнёс:
- А ловко ты меня подловил. Честно говоря, даже не ждал от тебя такой прыти. Хотя… ты ведь чем-то там занимался, да?
- Пару лет контактным каратэ, – Андрей, стараясь казаться равнодушным, махнул рукой. – Особо многого не достиг: так, в стойки научился вставать, да орать по-страшному. Ну, ещё занял четвёртое место на городских соревнованиях, после чего понял, что высоты мне не светят, и ушёл.
- Именно не светят? – глаза Игоря вдруг превратились в две рентгеновские установки, пронзая Андрея насквозь и вытаскивая из его души один секрет за другим.
- Ну не совсем, – на этот раз Каменев замялся. – В общем, моего приятеля, который занял первое место, через два дня избили обычные хулиганы. Он каким-то чудом жив остался. Вот я и решил, на фиг мне такое каратэ, которое не даёт возможности себя защитить. И ушёл.
- Знаю я эти секции, – старший воспитатель даже погрустнел, словно вспомнил давнишнюю обиду. – Они всех подгоняют под одну гребёнку, чтобы были сильнее, быстрее и хитрее всегда и везде, а в итоге получается чёрт знает что. Хорошо мне потом один умный человек растолковал истину.
- Какую? – Андрей заинтересовался не на шутку, на его памяти Игоря редко пробивало на откровенности. Хотя раньше они не так часто общались, разве что на игре.