Был теплый вечер накануне похмелья. Матвей в угоду стародоброрусской традиции философствовал с приятелем в кабаке. Подобно анекдотному Чапаеву, с помощью наглядных пособий планировавшему наступление, Матвей ворочал абстрактными понятиями, возя по столу стаканы, вилку и одно треснувшее блюдце (приятель его не закусывал). Справедливости ради (только ради нее!) добавим, что философия Матвея не была дочерью зеленого змия, то есть, и в трезвом состоянии он размышлял регулярно и столь же сложно-отвлеченно, как ныне. Товарищ его по прозвищу Платочек (жалкий остаток уважительного Платончика, наследства первого курса философского факультета) едва поспевал за мыслью коллеги. И то правда, мысли этой становилось всё просторней, а словам, следовательно, — всё теснее. Первая уже неслась во всю скачь, последние же наступали друг другу на лицо.
Еще пивком полирнем — и на воздух, — предложил Платочек слегка раздраженно.
Когда пиво, налитое слабой рукой, стало эманировать из кружки, Матвей невольно отдернул ладонь. То, что было сейчас Абсолютом (ладно, пускай по-твоему, Божественной субстанцией) или испачканным блюдцем — упало из-под локтя на пол.
Вот те на!
Так-то ты свергаешь своих идолов?
А из-под прилавка к ним уже вынырнул серенький человечек с квитанцией наготове:
— Сквитаемся, господа, — (полагая, что «господа» — высшее проявление иронии).
Господин Матвей Марков привычным жестом сунул человечку десятку, говоря и всё больше дурея:
— Я не суеверен, ты не подумай, и не склонен к восприятию слезливых метафор, которыми потчует нас случай, но меня всегда беспокоил пример Кьеркегора, ставшего великим мыслителем из-за того, что его батюшка некогда поссорился с Богом.
Писанная от руки квитанция почему-то гласила (голосила): «За разбитую пару посуды (чашка с блюдцем) уплачено 10 рублей».
Кажется, наша метафора разрастается и начинает жить независимо от нас, — Матвей с отвращением сунулся в теплую пивную пену.
— Э, нет, братец, шалишь, счас они у меня такую пару увидят! — Платочек, подходя к стойке, вынул из кармана и натянул на лицо овечью маску. — Пжалуста, чай без лимона!
Потом, задумавшись на секунду: выпить чай, вылить или — прям так — хлопнул чашкой вместе с содержимым об пол.
Когда его выволакивали на свежий воздух, он размахивал смятой квитанцией и — очень довольный своей шуткой, рычал и смеялся:
— Оплачено!
Да, разного рода критики и преподаватели, заправские ловцы скрытых смыслов, уже, наверное, нашарили кой-какую опору и с надеждой смотрят вперед или оглядываются по сторонам, пока наши герои (Матвей с Платочком) спускаются по эскалатору в метро. Они озираются в поисках Ивана и Луки. Ну на, держи ее скорей! Уговорили. Вон тот круглощекий милиционер, чье метрошное дежурство закончится с минуты на минуту, — Ваня, Иван Петрович. С Лукой немного сложнее. Хотя, впрочем, вот этот старче, подсчитывающий пятаки за свою убогую игру на губной гармонике, — нехай будет Лука.
Мария? Нет, ее зовут Фенечка, просто Фенечка — не то имя, не то прозвище, а впрочем, тоже не без скрытых дополнительных смыслов.
Высокая и сутулая, увешанная всякой хипповской ерундой, она показалась пьяному Матвееву взгляду странной и некрасивой. Его остановило и слегка ударило, во-первых, то, что она ждала последнего поезда совсем одна на всей платформе, но нет, не это. Она читала его книгу, книгу рассказов, выпущенную полгода назад тиражом 200 экземпляров и глупо затерявшуюся в толпе заносчивых бестселлеров.
Сам себе удивляясь (ибо — не любитель эффектных сцен), он нашарил в кармане ручку и подошел к барышне:
— Не желаете ли автограф, дитя мое?
Осел! Какой неестественный покровительственный тон! Но ведь он всё еще думал расписаться и тут же сесть в противоположный поезд!
От неожиданности она посмотрела на него не таким долгим взглядом, как положено в романах (эх, ты!), и серьезно спросила:
— А вы автор?
Он заметил, что она слегка косит левым глазом, и это его почему-то отрезвило.
— Извините, так глупо у меня получилось, но я очень редко вижу живых читателей… своих читателей.
Матвей вытер пот и, скомкав, сунул носовой платочек в карман и ручку тоже.
— Да, действительно глупо, — улыбнулась она уже в вагоне. — Тем более что на этом экземпляре уже стоит ваша подпись.
Чудовищное совпадение! Книгу дала ей почитать подруга, Матвеева согруппница Ира, буквально выклянчившая тогда у него этот автограф.