Первостепенное значение придается намерению, с которым действует человек. «Воистину, человек состоит из намерения (kratu). Какое намерение имеет человек в этом мире, таким он становится, уйдя из жизни. Пусть же он исполняет свое намерение» (III.14.1). В тесной связи с поведением человека в жизни стоит его посмертная судьба — путь, по которому он пойдет после смерти (V.10; ср. выше, стр. 18)[41].
Обилие реалий из разных областей социальной жизни, культуры, быта делает Ч важным источником для изучения древнеиндийской истории. Достаточно сказать, что здесь насчитывается свыше 50 терминов, связанных с социально-политическими отношениями[42]. Таковы прежде всего сведения о варнах, особенно о брахманах и кшатриях. С одной стороны, в полном согласии с традицией, первые неоднократно выступают как жрецы, исполнители ритуальных обязанностей, домохозяева (cp. V.11.1), наставники (напр., Уддалака); кшатрии же — как цари (Ашвапати). Вместе с тем, подобна тому как это засвидетельствовано в Бр и некоторых других упанишадах[43], кшатрии часто соперничают с брахманами, выказывая себя более сведущими в высшем знании. Так, кшатрий Правахана Джайвали обнаруживает более глубокое понимание самана, чем его собеседники-брахманы (I.8–9). Тот же Правахана наставляет самого Гаутаму (или Уддалаку), т. е. одного из крупнейших брахманских авторитетов, пёредавая ему учение о пяти огнях. При этом Правахана замечает, что до Уддалаки «знание это никогда не переходило к брахманам… это учение принадлежало лишь кшатре»(V.3.7; ср. Бр. VI.2.8.). Царь Ашвапати передает шести брахманам учение об Атмане (V.11 и сл.). Меньше сведений содержит Ч о вайшьях и шудрах, хотя и упоминает их. В частности, «шудра» употреблено, быть может, как синоним человека, недостойного приобщиться к знанию, — так называет Райква брахмана Джанашрути (IV.2.3;5). В соответствии с брахманской традицией чандала упомянут как «нечистый» (V.10.7); с другой стороны, «нечистота» его перестает существовать для того, кто достиг высшего знания (V.24.4), а в III.16.7 в качестве образца благочестия упомянут Махидаса Айтарея, который, согласно традиции, был сыном брахмана и шудрянки[44] Сатьякама Джабала не может назвать учителю имя своего отца, и все же тот берет его в ученики, считая, что не брахман не мог бы так говорить с ним, как говорил Сатьякама (IV.4.5). Достойному поведению, таким образом, придается больше значения, чем самому происхождению. Все это позволяет предположить, что Ч, как и некоторым другим поздневедийским текстам, по-видимому, свойственно новое, не столь ортодоксальное отношение к сословным различиям — факт этот, возможно, связан с некоторыми уже отмеченными выше (стр. 14–15) социальными процессами[45].
Не останавливаясь на всех реалиях Ч, относящихся к индийскому быту (см. соответствующие примечания, а также цитированные работы Вималананды в CS и В. Мишры), мы приведем здесь лишь несколько примеров. Таковы сведения об ученичестве, о порядке инициации, об обязанностях ученика в доме учителя (присмотр за домашним очагом, пастьба скота и т. д.) — cp. IV.4 и сл.; VI.1.1–2 и др.[46]; о различных отраслях знания, известных в период составления Ч, — VII.1.2[47]; о музыкальном искусстве — способы ритуального песнопения, пение под аккомпанемент лютни — I.7.6 и т. д. Уже отмечались сведения о различных жизненных стадиях (например, домохозяина — cp. II.23.1; V.10.1; 3; VIII.15). Отдельные реалии относятся к правовым обычаям (испытание виновности — VI.16), семейным отношениям, жилью, домашней утвари, украшениям, еде, средствам передвижения, развлечениям (бег вперегонки — I.3.5, игра в кости — IV.1.4; 6) и т. д.[48]
Являясь произведением прежде всего дидактическим, своего рода сборником поучений и размышлений, Ч одновременно представляет собой и интересный литературно-художественный памятник. Дидактические функции здесь, как и в некоторых других упанишадах, осуществляются с помощью ряда литературных приемов, делающих изложение более живым, наглядным, в известной степени даже драматичным[49]. Прежде всего это прием диалога или беседы нескольких лиц. Такие разговоры служат обычно обрамлением нескольких глав и даже целых частей (напр., Шветакету и затем его отца с Праваханой — V.3-10; шести брахманов с Ашвапати — V.11 и сл.; Уддалаки со Шветакету — VI; Санаткумары с Нарадой — VII и др.)[50]. Излагая свои мысли, говорящий иногда вводит загадки — напр., пять вопросов Праваханы Шветакету (V.3.2–3); загадка ученика Шаунаке и Абхипратарину об одном божестве, поглотившем четырех (IV.3.6), и др. Встречаются риторические вопросы (cp. I.1.4; VI.2.1–2; 8.4; 6).
45
Впрочем, проблема эта достаточно сложна и вызывает разные суждения. Ср. СРа, 78 sq.; БУ, стр. 35, прим. 60; А.Я. Сыркин,
50
Подробнее об этом см. Ruben,