Далее можно выделить правку и приписку тушью на корейском языке. Очевидно, она сделана разными лицами и в более позднее (по отношению к моменту написания рукописи) время. Почерк, несомненно, отличается от почерка переписчика рукописи, но установить, сделана правка одним лицом или несколькими, очень трудно, так как большей частью добавляется всего один-два слога. Эта правка заключается главным образом в повторении отдельных слогов в более четком написании; для некоторых слогов даны их орфографические варианты. Кроме того, нередки вписываются пропущенные слова и падежные окончания. Возможно, что автор (или авторы) этой правки сличал текст данной рукописи с иным списком.
Затем выделяется правка на корейском языке киноварью, сделанная, судя по почерку, одним лицом. Правка в основном орфографическая, кое-где исправлены иероглифы, подставленные к словам китайского происхождения.
И наконец, особо стоит ряд приписок тушью на японском языке. Все эти приписки сделаны одним лицом графемами катакана и являются в подавляющем большинстве случаев переводами соответствующих корейских слов на японский язык. По всей вероятности, эти приписки принадлежат японцу — одному из прежних владельцев рукописи.
В эпоху древности и раннего средневековья прозаическая литература в Корее была исключительно историографической или житийной. Проза, художественная по задаче, отсутствовала. Но в исторических хрониках и житиях святых часто использовались материалы устного народного творчества — предания и легенды о выдающихся исторических деятелях. И хотя авторов этих литературных трудов привлекала в фольклоре не его художественность, а "факты", считавшиеся достоверными, вместе с этими "фактами" в летопись и в житие проникала художественная характеристика человека.
Шире фольклор использовался в так называемых "неофициальных историях" (***). Авторы писали "неофициальные историй" по собственной инициативе (а не по королевским указам, как "официальные" — ***), и поэтому они были более свободны в выборе материала, в его интерпретации, в композиционном построении своего труда и т.п. на рубеже XII-XIII вв. возникает "пхэса" (***)[5] — разновидность "неофициальной истории", сделавшая еще один шаг в сторону от историографии в собственной смысле олова. В "пхэса" совершенно исключается летопись, нередко автор использует материалы, не имеющие никакого отношения к историческим фактам и лицам. Материалы эти обрабатываются и художественно и идейно. Более того, автор включает в книгу свои собственные художественные произведения — новеллы, очерки и пр. и хотя "пхаса" содержит еще значительное количество нехудожественных — исторических и публицистических — материалов (статьи, очерки, информация), однако по своему составу, по своим задачам она является уже не историографической литературой, а художественной. Именно поэтому и сами средневековые авторы и историки литературы предпочитают называть эту литературу не "пхэса" ("история байгуаяей"), а "пхэсоль" ("литература байгуаней").
Одним из основных художественных жанров литературы пхэсоль была новелла. Новелла пхэсоль — короткое произведение, в котором человек характеризовался на примере только одного сжато изображенного события. Этот способ изображения был воспринят литературой пхэсоль на фольклора, на народной новеллы и анекдота.
Однако литература пхэсоль создавалась не только под влиянием фольклора, но и под влиянием историографической литературы, особенно традиционного раздела каждого историографического труда — "Биографии". В официальных историографических сочинениях в дополнение к летописям жизни и деятельности государей приводились краткие биографии выдающихся государственных деятелей, полководцев, поэтов и т.д. Такая биография включала описание жизни с момента рождения человека и до его смерти, т.е. человек характеризовался не на примере одного события, а на примере всей жизни. Но на ранней стадии развития литературы пхэсоль (XII-XIV вв.) влияние историографической литературы в плане создания законченного жизнеописания не сказывалось. Художественная проза, только что отделившаяся от историографии, ставила перед собой скромную задачу: показать в человеке одну, главную черту характера, а для этого было достаточно изобразить его в одном-двух эпизодах.
В поздний период развития литературы пхэсоль (XV-XVII вв.) ощущается потребность полнее раскрыть человеческий характер, наметить в нем несколько черт. Для этого необходимо было показать человека не в одной ситуации, не в одном событии, а в нескольких, столкнуть его не с одним служебным персонажем, а со многими. В результате появляются (особенно в XVII в. — в период наивысшего расцвета литературы пхэсоль) произведения многособытийные, охватывайте длительный период жизни персонажа или даже всю его жизнь, вскрывающие больнее количество связей и противоречий, воссоздающие человеческий характер более сложным. Это большие новеллы[6]. По охвату событий жизни главного героя они уже близки жизнеописаниям, биографиям исторических лиц, включавшимся в историографические сочинения; в истории развития художественной прозы большие новеллы знаменуют зарождение иного способа изображения, иного жанра — жанра повести.
5
Буквально "история байгуаней". В древнем Китае были мелкие чиновники — байгуани, в обязанность которых входил сбор фольклорных материалов, служивших дополнительной информацией о настроениях подданных. Со временем эти материалы переписывались и обрабатывались, в результате чего возникла "история байгуаней" или "литература байгуаней". В средневековой Корее таких чиновников не было, аналогичная литературе, для которой были заимствованы термины, создавалась част там лицами.
6
См., например, новеллы "Удивительная судьба" (***, 1960, стр. 288-295), "Счастливая встреча семейства Джона" (там же, стр. 166-171) и др.