Валерий Шелегов Чифирок повесть
«…история эта — о людях, для которых работа стала религией. Со всеми вытекающими отсюда последствиями: кодексом порядочности, жестокостью, максимализмом и божьим светом в душе».
Олег Куваев1
Гнедой всхрапнул, попятился и, не слушая узды, потянул всю связку лошадей по горному склону.
— Кобель гнедой, — шамкая беззубым ртом, ругнулся Чифирок. — Куда тебя понесло? По ручью ведь легче идти…
Однако ругань и нахлёстывания не помогли. Жеребец остановился, широко вздувая ноздри, замер, прислушиваясь, и загнанно задышал. Привязанные друг за другом лошади беспокоились, скучились, в беспорядке сбились, резко подергивая впереди стоявшего вожака гнедого.
Чифирок пустил повод, стянул меховую рукавицу, застывшими вялыми пальцами нащупал пуговицу на тулупе. Рванул верхнюю костяшку, подернутую тонким ледком от дыхания. От овчины пахнуло кислинкой, широкий отворот отвалился, мягко погладив щеку и мочку уха. Отупление от однообразного покачивания в седле проходило. Чифирок достал из нагрудного кармана пачку папирос, нащупал смятый мундштук беломорины. Ворохнулся, удобней пристраиваясь в седле. В занемевшие ноги, иглами пронзая мышцы, хлынула дремавшая в теле кровь.
Чифирок курил, отсутствующим взглядом взирал в густо падающий крупными хлопьями мокрый снег. Дальше лошадиной морды видимость пропадала. Темным комом сбились за спиной и лошади, успокоились, застыли, изредка нарушая дружным тяжелым вздохом тишину.
Весь день тропа с водораздела была сносной: без особо крупной щебенки, временами крутовата, извилиста, скользкая от сырого снега и мерзлоты подо мхом на северных склонах, но, в основном, проходима. И Чифирок спешил. Нервно понукал жеребца, хрипло покрикивал на лошадей, измотанных многодневным переходом по горным тропам. Под вечер, сейчас, и сам еле шевелился. До изнеможения устал и вымерз без движения в седле, кружилась голова от бесконечных подъемов и спусков, болели глаза, набитые сентухой на перевалах, отупел от одиночества. Но что делать? Жизнь такая…
Кондрат Фомич Фролов, по прозвищу Чифирок, работал многие годы каюром в геологических партиях. Круглолицый, с выступающей вперед беззубой челестью. Морщинистый лицом, маленький росточком. Чифирок гляделся рядом с лохматыми полудикими якутскими лошадьми порою мальчишкой-подпаском. Зато руки да седой короткий ежик на голове говорили, что лет ему не мало. А уж если кому доводилось заглянуть в его пронзительные, близко поставленные глаза, тому казалось, что не только голова, но и душа у Чифирка седая, по-житейски мудрая, большая душа.
«Чифирок». Ну и ладно. Чифирок так Чифирок. Не обижался он.
За любовь к чаю его так прозвали: любил круто заваренный по-колымски. На Севере, бог знает, с каких пор. Ушла уже старая колымская рать. Только в образе Чифирка и жила. Ушло и время, будто обвалом небесным его унесло. И несколько лет уже Чифирок возвращался в людские поселения с тревогой и необъятной тоской. И не только ему, многим казалось, что привычная жизнь, какой-то вечный житейский уклад, как прелая залежалая трепка, неудержимо расползся. Будто в один день и час исчезли старые понятия о дружбе и совести. Пьянки не спасали: пили мужики молчком, остервенело, угрюмо. Пили самогон. И полевого расчета теперь на два дня хватало. В былое время работяги собирались в балках экспедиции и по очереди пропивали расчет. За месяц. Закупали ящиками и мешками. По нынешним ценам, в магазин опасно ходить. Лишь дети прежние…
Любят Чифирка в поселке дети. Грешат на него геологи, всерьез за человека не принимают. Дело ли это, «эскадрон» ребятишек на экспедиционных лошадях собирает. Да с шашками, по полю. Кто быстрее и ловчее?! А того понять не могут взрослые, что жаркая детская рука не палку сжимает, а самую настоящую саблю. Не лоза впереди, а противник. Вечером в конюховской сидят дети, вокруг железной печи. Начнет он говорить, притихнут. Папа геолог о тайге так не расскажет.… Это на словах красиво в тайге живется. Вот и сочиняет он. Жалеют его дети. Подростки все понимают. Иной раз просят: «Не пил бы ты, Фомич». Усмехнется он. Дети: «…дядя Кондрат, Фомич». Мужики да студенты с геологами — «Чифирок».
Чифирок зябко передернул плечами: пока сидел, замерз. Раскурил затухшую папиросу, нехотя выпростался из тулупа, подвязал его ремешком сзади к седлу. Сполз с коня и потянул лошадей к ручью. Жеребец заупрямился, оскалил ряд желтых кукурузных зубов, мотнул резко в сторону.
— Я тебе. Кого боишься? Пустой ручей. Глушь, паря.
Жеребец драл голову, приседая на задние ноги.