— Дай закурить! Закурить дай! — заорал он что есть силы.
— Чего тебе?! — изумился механик.
— Закурить! — орал ему на ухо Чифирок. — Курево кончилось. Волки лошадку съели!
— Какую лошадку?! Я тебе дам сейчас закурить! — сгреб механик Чифирка за ворот телогрейки. — Вертолет идет по санзаданию, а он его сажает! Закурить взять!
Чифирок вывернулся из цепких рук механика и отскочил к лошадям. Механик откричался в открытый боковой фонарь командиру о причинах посадки. И тот, смеясь, подал пачку сигарет.
— Под лесину положи, а то унесет! Под валежину сунь… — не поверил в удачу Чифирок.
Механик догадался. Сунул пачку под сухой плавник на косе, показал беззлобно кулак Чифирку и нырнул в вертолет.
Вертолет снялся и исчез за кромкой леса.
— Теперь живем, паря! — Закурил сигарету Чифирок. — Теперь дойдем, шутя, до базы.
Пять суток радист с базы партии следил в эфире за Чифирком. Но тот на связь не выходил. К концу шестых суток, уже в сумерках, раздались знакомые матерки. Каюр костерил и гнедого, и начальство, за то, что до него нет никому дела, и никто не встречает. Накинув бушлат, радист Савелий вышел из домика. Чифирок подобрел при виде живой души, поздоровался. Савелий помог ему развьючить лошадей, снести имущество под навес, где лежали мешки с овсом.
— Где народ-то? Чо, база пуста? Геологи наши где, бичи?
— Все в поселке. Ликвидируют партию.… На связь, почему не выходил?
Вопроса Савелия Чифирок будто и не услышал. Сообщение о ликвидации партии сквознячком обдало душу. Тоска, от которой он устал в одиночестве среди тайги, вновь охватила своей неспокойной завистью о мечте побыть среди нормальных людей. Спешил к людям душу отогреть. Представлял, что вот он приедет — событие целое! Мужики будут радостно похлопывать его по плечу, тискать ладонь, потянут с разговорами к столу. С устатку не грех будет и спиртом погреться. А потом — всю ноченьку разговоры, планы на будущее, мечты об отпуске, воспоминания минувшего. И так, до утра. Выспится. В тепле, в нижнем белье в простынях, на нарах. Ах, хорошо-то как жить! За лошадьми не надо смотреть. Овса и без него дадут. База пустая?! Один полусонный радист. «На связь, почему не выходил?» Смешно. Больно он, Чифирок, кумекает в обращении с радиостанцией? Топограф сбежал…
Пока Савелий соображал на стол, Чифирок разделся до байкового белья. Натянул сухие валенки радиста и подсел к столу. Осмотрел свои замурзанные руки, черное от палаточной копоти лицо в осколок зеркала. Вздохнул и пошел к умывальнику. В избушке для него душновато без привычки. Крепкие стены, нагромождение аппаратуры, позвякивание капель в таз, тихая музыка из приемника, стол, заваленный Савелием свежими огурцами, холодной вареной олениной, чесноком, луком и мягким хлебом — все это умиротворяло и как бы отодвигало в далекое прошлое пять морозных суток в седле, проведенных в одиночестве среди снегов и гор. И вспомнилась весна, когда на базе жило полно народу. Когда ждали с нетерпением вертолет для выброски. И прощались в спешке до осени. А осень пришла и «здравствуй» сказать некому.
— Иди к столу. Хватит тебе там плескаться, — позвал Савелий. Сам вышел в сени, принес оттуда бутылку, заткнутую капроновой пробкой. Самогонка. Водки-то, сейчас ни за какие деньги на прииске не достать: на золотодобыче — сухой закон!
Чифирок без спешки вытерся тряпицей, что висела для рук рядом с чистым полотенцем. Повесил ее аккуратно на гвоздь. Рядом с печкой заприметил прикрытую войлочной попоной флягу. «Самогоночку, значит, гоним для старателей», — подумал про Савелия. «Зачем гнуться за рубли возле костра или на шурфах? Прижился…» Самогонку гнал Савелий и весной, сахар списывал на отрядный котел. Начальство гоняло за спаивание своих рабочих, продавал старателям. Тех же начальников, поил задарма.
— Ты, Савелий, Чифирком меня кличешь. Иль я скотина, какая, имени у меня нет? — Чифирок захмелел. В душе возникли болезненные обиды, солью разъедающие всю его оставшуюся жизнь. Он и сам понимал, что не так прожил, не к тому стремился, не о том мечтал. И при случае, досаждал собеседника. — Может, я бичара какой? Ха-ха! На таких бичах вся геология держится. Север подымали. Ты еще не родился, когда я уже здесь стране валюту добывал. От цинги пухли. Как звери по склонам ползали весной, жрали от цинги бруснику. Вишь? — раззявил беззубую пасть. — Нет зубов! Думаешь, годы Чифирка подперли? Какие мои годы?!
— Что мне твои зубы? — огрызнулся Савелий.
— Напился, падай и спи. По рации сообщу, что пришел. Машины завтра придут за лошадями. Давно ждут. Везти надо. Сдавать в Оймякон. Встретил я тебя по-людски: напоил, накормил. Что тебе еще?..