Выбрать главу

— Да. Понимаете, человек Тэйна Кэри нашёл её возле дома, и Кэри попросил меня узнать, кому она принадле­жала. Капсулы он забрал, но, может, Марджи подумала, что они ещё там, что их используют как улику, тем более, что вы видели.

—  Так, наверное, и было, — медленно и задумчиво пробормотала Филиппина.

—  Но, Филиппина, — Фредерика рассуждала вслух, — я просто не могу в это поверить. Она ведь просто заблуж­дающийся ребёнок. Она могла ненавидеть Кэтрин, но убить её...

— Я тоже так считала вначале. Но она призналась мне, всё выложила... всю свою ненависть, всю злобу, всё тайное, что накопилось с приезда Кэтрин.

—  А что именно?

—   Кэтрин была груба. Более чем груба. Она была зверем... как нацисты, о которых мы все знаем... А я знаю лучше вас. Это жестокость в сознании. Паук, наслаждаю­щийся мучениями мухи в паутине. Марджи боялась Кэтрин и не скрывала, что боится, а это делало положение ещё хуже. Она всегда была жестока. Я это видела, но она была слишком хитра. Мы не могли её остановить, никто из нас. А какие жестокие слова она говорила... И потом... Кэтрин была красива, как кинозвезда, а Маржди — непривлекательный подросток. У неё никогда не было поклонника и почти не было друзей. Ревность к Кэтрин пожирала её живьём. Она ненавидела Кэтрин, и нена­висть эта всё росла, пока... пока не произошло это. И я невиню девочку. Я это уже сказала и повторю снова и снова. Мир без этой женщины стал лучше, она была злом, — последнее слово Филиппика произнесла с такой яростью, что Фредерика отодвинулась, словно её ударили.

Немного погодя Филиппина уже спокойнее продол­жила.

—   Поэтому, когда Марджи мне всё рассказала и я узнала правду, я пообещала ей, что никому не скажу. И если она ничего не скажет, когда её будут расспрашивать, никто ничего не узнает. Но, понимаете, в сущности она была хорошим ребёнком. И не смогла с этим жить. Я думаю, она заболела, потому что не хотела жить. О, Фредерика, это всё так жестоко и бесполезно!

—   Но она не могла так заболеть просто от желания умереть, — возразила Фредерика.

—  Ну, понимаете, — Филиппина говорила медленно и неохотно, — в лаборатории много трав. Наверное, мне следовало убрать все яды. Но как я могла знать, что она сделает? Не знаю, что именно она приняла. Странно. Если бы она действительно хотела убить себя, она взяла бы жёлтый жасмин. Но его она больше не трогала. Её личные вещи где-то здесь, в доме тётки. Я знаю, потому что мать обращалась с ней строго. Я пыталась найти какое-то объяснение. Когда я приходила за её страхов­кой, я всё думала: если мы узнаем, что она с собой сделала, мы найдём и лекарство.

—   Вы действительно считаете, что она себя как-то отравила? — спросила Фредерика.

— Да. Подумала, когда у неё появились эти странные симптомы и она заболела. Но ничего не нашла.

— А почему вы не сказали докгору Скотту? О, конеч­но, вы не могли. Тогда пришлось бы рассказывать и п о ч е м у, — Фредерика неожиданно вспомнила бутылочки и баночки, которые видела в теплице. — Филиппина, — быстро заговорила она, — надо было вам рассказать мне тогда. В тот день, когда вы пришли сюда. Марджи оборудовала себе тайное убежище в старом сарае, это что-то вроде неиспользуемой теплицы, ниже по аллее. Люди Тэйна нашли там много странного, и Крис сказал мне, что это вещи Марджи. Я хотела спросить девочку о них, но она вела себя так странно, и я не спросила.

—  Тайное убежище... конечно. Я уверена, так оно и есть, — Филиппина вскочила. — Идёмте, Фредерика, мы должны осмотреть эти вещи. Немедленно. Сейчас же.

—  О, нет, Филиппина! Ведь уже заполночь. На заднем дворе темно, как в смоле. Филиппина, рыться там ночью — это безумие. Пожалуйста, давайте ляжем спать. Это подождёт до утра. Какая разница теперь? Марджи мертва. Противоядие нам больше не нужно, — Фредерика гово­рила торопливо, пытаясь убедить собеседницу. — Филиппина, не настаивайте на этом безумии. Говорю вам, там чёрная ночь. Мы сломаем шею. Мне с т р а ш н о идти туда, — слишком реальным было ещё воспоми­нание о другой ночи.

—  Но чего теперь бояться, Фредерика? Вы сами сказа­ли, что Марджи мертва. Но разве вы не понимаете, что мы должны убрать её вещи, прежде чем до них доберётся Тэйн? А ой их найдёт. И тогда сложит два и два и узнает правду. Мы должны защитить Марджи. Это очень важно.

—  Не понимаю, какая беда, если Тэйн узнает. Вы ведь сами ему расскажете, верно?

—   Конечно, не расскажу. А как же её мать, и все Саттоны, и всё наше дело? Тут всё на кону. И я пообеща­ла Марджи. Для меня это по-прежнему важно, хоть она и умерла.

Фредерика встала.

—  Всё равно это безумие. Полиция рано или поздно всё узнает, а я не намерена лазать по зарослям в темноте. Поставлю будильник, если хотите, и пойду с вами в шесть утра, до возвращения Джима. Но не сейчас.