— О, да. Мне казалось, я всё это объяснил. Филиппина не собиралась отдавать с таким трудом заработанные деньги Кэтрин. Это тоже, конечно.
— Но я не понимаю, Питер, — неожиданно спросила Конни, — если вы в Вашингтоне всё узнали про Альму Ферсен, почему, вернувшись, не посадили вашу птичку в мешок, прежде чем она ещё что-нибудь не натворила?
— По двум причинам. У меня не было решающего доказательства. Вы помните, что Филиппина перехватила последнее письмо и, по-видимому, уничтожила его. Пришлось писать во Францию; больше того, связываться с Сюрте — французской полицией, и окончательную информацию я получил только сегодня. Вторая причина — знание того, что наша маленькая Филиппина на самом деле Альма Ферсен, не доказывает, что она убила Кэтрин Клей и Марджи Хартвел. Я думаю теперь, что мог бы заставить её сознаться, потому что Маргарет тоже видела, как она начиняет в лаборатории капсулы. Но тогда я этого, конечно, не знал и был убеждён, что свидетелей у нас нет. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что она не выдала бы себя, если бы Маргарет не была так уверена, а у меня в кармане не оказалось бутылочки с ядовитым кремом. Она была сильным противником, как говорят в лучших книгах.
— А откуда появился наркотик в сумке миссис Хартвел? — спросила Фредерика.
— С сожалением сообщаю, что он попал туда из квартиры Джеймса Брюстера через Филиппину. Брюстер под покровом своей респектабельности занимался грязным делом. Он снабжал Кэтрин наркотиками, и Филиппина об этом знала. Они поняли, что квартиру Джеймса могут обыскать, и решили, что сумка миссис Хартвел — идеальное место для оперативного запаса. Так оно и оказалось.
— Но как вы это всё узнали? Он ведь не признался?
— О, никогда. Он был отлично замаскирован, но стал так самоуверен, что не уничтожил запас в своей конторе в Ворчестере. Так мы его и взяли. Счастлив сказать, что у него теперь будет время подумать.
— И ещё одно он от нас скрывал. Чертежи архитектора для его будущего счастливого дома, — вставил Тэйн.
— Да. В конце концов он признался, что первоначально предназначал его для Кэтрин, но потом устал от неё и переключился на Филиппину. Из них получилась бы отличная пара. Он, кстати, был ещё одним мотивом Филиппины для убийства.
— Он должен был подозревать её, — сказала Конни.
— Несомненно. Возможно, он даже подбадривал её на первое шоу. Но, конечно, ничего подобного он не признает. Он юрист, и у него сильный инстинкт самосохранения.
— Он ему понадобится, когда выйдет, — с явным удовольствием сказал Тэйн.
Все помолчали, потом Питер встал.
— Я пообещал доктору Скотту отвезти Фредерику домой рано, и мне кажется, что вам двоим тоже не мешает выспаться.
Конни зевнула и рассмеялась.
— Вы говорите разумно, Питер, но как нам не хочется, чтобы вы уходили. Можно, я ещё какое-то время буду помогать в магазине, Фредерика? Не думала, что это так интересно... О, и я ещё хотела спросить... Может, вы знаете, откуда у преподобного отца Арчибальда такая страсть к книгам Бертрана Рассела? Я и не подумала бы...
— Шшш, Конни, — быстро отреагировал Питер. — Нельзя сомневаться в священнике.
— Может, он тоже хочет, чтобы его охраняли, — рассмеялся Тэйн. — Но у меня сейчас нет людей. Может, полковник Мохан...
— Нам пора, Фредерика, — сразу сказал Питер, беря Фредерику за руку и протягивая ей костыль.
Когда они добрались до машины, Питер убрал верх.
— Все бури кончились, моя дорогая, — сказал он негромко, — и я подумал, что хорошо бы взглянуть на звёзды.
— Они прекрасны, Питер, и такие необыкновенно мирные. Я думала об этом весь вечер. Сначала весь этот ужас, а теперь снова мир.
— Но почему такие потрясающие мысли, моя дорогая Фредерика?
— О, Питер, не смейтесь надо мной. Два человека, которые здесь жили, мертвы, и однако все, даже миссис Саттон, снова в мире.
— «Ма» Хартвел понадобится много времени, чтобы оправиться. А Джеймсу никакого времени не хватит.
— О, да... Но я не способна ему сочувствовать. — Да и я не хочу этого. Я ведь заметил, как он строил вам глазки.