— Я их снял, мэм, мисс Винг, — он протянул ей груду писем. Фредерика посмотрела на его ноги в носках, из одного носка торчал большой палец, и устыдилась своей несдержанности.
— Спасибо, Крис.
Однако он не уходил. Фредерика посмотрела на него.
— Я увидел тут иностранную марку, — он кашлянул. — Франция, — и торопливо добавил: — Мисс Хартвел всегда отдавала мне марки для коллекции.
— Конечно, Крис, — она осторожно вскрыла письмо и вырезала марку.
Крис взял её и несколько мгновений рассматривал,
— Ещё одно письмо с такой же маркой пришло для мисс Кэтрин. Но она его не получит. Нет, мэм. Потому что умерла, — мрачно закончил он.
— Конечно. Вы берёте и почту Фермы?
«Почему он обслуживает и Ферму? И почему я так неестественно любопытна?» — тем временем спрашивала себя Фредерика.
— Да, мэм. Я здесь, можно сказать, почтальон, и наёмный рабочий, и помощник во всех делах.
— Понятно. Неудивительно, что вы собираете марки, — с отсутствующим видом заметила Фредерика. Ейхотелось, чтобы он ушёл и она смогла продолжать работу. В этот момент хлопнула задняя дверь и влетела Марджи.
— Получили почту для Фермы? — спросила она у Криса, даже не посмотрев на Фредерику. — Я иду туда...
Крис с разочарованным видом протянул ей письма. Было очевидно, что он хотел лично доставить письмо, адресованное миссис Клей. Уходил он медленно и с достоинством.
Марджи уселась в большое кресло и просмотрела письма. Фредерика, которой уже хватило выходок Марджи, начала было выражать свои чувства, но её спасло появление старой леди, пришедшей в библиотеку. Фредерика прошла с ней по коридору и узнала, что посетительницу зовут миссис Пайк, и что именно она сделала одеяло, которое Фредерика получила на ярмарке. В нормальном состоянии Фредерика заинтересовалась бы рассказом о том, как долго создавался рисунок одеяла, но сейчас она думала о Марджи. Спросить ли её о прошлом вечере или предоставить это Кэри? Девушка казалась очень напряжённой и чем-то занятой.
Потом, прямо посреди рассуждений о розовом на фоне синего или красном на фоне зелёного, Фредерика вспомнила, что должна спросить Марджи о серебряной табакерке. Она извинилась и довольно невежливо оставила старуху у полок. Сама вернулась в кабинет и обнаружила, что Марджи исчезла, а ящик стола полуоткрыт. Фредерика быстро заглянула в него и с облегчением увидела, что табакерка на месте. Может, она сама забыла закрыть ящик. Сунув табакерку в карман и даже не позаботившись извиниться перед посетительницей, она выбежала в заднюю дверь. Добежала до ворот, ведущих на алеею; они оказались открытыми. Но Марджи нигде не было.
— Чума на неё! — выругалась Фредерика и пошла назад, в магазин, к надоедливой посетительнице.
Остальную часть дня Фредерика была слишком занята клиентами, чтобы думать о чём-то другом. На ланч у неёбыли только сэндвичи и шоколадный молочный коктейль, который принёс Крис. Он ходил с тележкой на станцию и привёз новую партию книг. Обогнув дом, он подкатил тачку к заднему крыльцу, где его встретила Фредерика. Бумажный стакан с молоком опасно возвышался на пачках книг, как часовой на горе. Крис торжественно протянул его ей.
— Все в городе говорят так, словно сами были свидетелями убийства, — сказал он.
— Ерунда, — чуть резковато ответила она; но взяв из большой коричневой руки стакан, она пожалела о своём тоне и с беспокойством посмотрела в лицо Криса.
К вечеру Фредерика решительно намерена была сбежать из магазина. И хоть не признавалась себе самой, ей хотелось снова увидеть Питера Мохана. Ни он, ни Тэйн Кэри за весь день не заглянули к ней, и это показалось ей нехорошим предзнаменованием. Днём один из посетителей напомнил ей, что в восемь тридцать вечером в колледже состоится лекция. Что-то о Корее. Фредерика и не думала идти туда, однако после ужина обнаружила, что надевает своё лучшее льняное платье. Полчаса спустя она закрыла на замок обе двери и побежала к кампусу, словно спасаясь от преследующих её демонов. Добравшись до зала, она увидела, что немного опоздала, и незаметно села в заднем ряду.
Большая комната была полна народу, но поблизости Фредерика не увидела никого знакомого. Она откинулась на жёсткую спинку и осмотрела стенные панели и ряд внушительных портретов на них. Несомненно, зал колледжа был гораздо приятней церковного. Фредерика мельком подумала об упадке американской архитектуры за пятьдесят-шестьдесят лет: зал колледжа был построен в 1825 или 1830 году, а церковь — в 1880 в память о чём-то. Лекцию читал корреспондент, только что вернувшийся с корейского фронта. Его представил Питер Мохан. Он показался Фредерике уставшим и рассеянным. Ей было трудно сосредоточиться: у лампы над головой жужжаласиняя муха, в зале стало жарко и тесно. Время от времени Фредерика начинала клевать носом, лекция тянулось прямо-таки бесконечно. Но вот шум в зале возвестил об освобождении. Фредерика сразу встала и вслед за толпой вышла на ярко освещенное крыльцо. Тут все задерживались, разговаривая и наслаждаясь тёплым летним вечером.
Фредерика немного постояла, чувствуя себя совершенно одинокой в этой толпе незнакомцев. Она с беспокойством поискана Питера, но его нигде не было видно. Наверно, занимает лектора. И ничего не оставалось, как уходить. Фредерика медленно шла по кампусу, чувствуя себя всеми брошеной; её пугала перспектива возвращения в пустой дом. Но тут ей на плечо легла тяжёлая рука. Вздрогнув, она оглянулась и увидела большое красное лицо Джеймса Брюстера. Её разочарование было очень острым.
— Сейчас самое время поесть мороженого с содовой водой, — легко заявил Джеймс. — Лично я предпочёл бы что-нибудь покрепче, но мы в Риме, моя дорогая Фредерика, и должны быть римлянами.
— Должны? — серьёзно спросила Фредерика. Он убрал руку.
— По крайней мере должны сделать вид. Фредерика подумала, что это всё же лучше одинокого возвращения в пустой дом. Поэтому не отняла руку, как ей хотелось, и они рядом пошли по тёмной улице.
— Нелегко быть адвокатом семьи Саттонов, — неожиданно сказал Брюстер. Говорил он негромко и как бы по секрету.
Фредерика, которая весь день ждала новостей, неожиданно почувствовала раздражение. Она не хочет больше слушать о Саттонах от Джеймса Брюстера. Даже думать о них не хочет. Но Джеймс продолжал:
— Не следует плохо говорить о мёртвых, но дела Кэтрин в ужасном состоянии. Я бы не удивился, если бы она нашла быстрый выход... — Что вы имеете в виду? — теперь Фредерика стала слушать.
— Ничего. Ничего конкретного. Филиппина со своей травяной лабораторией привела дела семьи в гораздо лучшее состояние. Замечательная женщина. Забудьте мои слова, дорогая, — он страстно сжал ей руку, но Фредерика этого даже не заметила. Она думала о разговоре, который услышала в гостинице в своё первое воскресенье и о признаниях Джеймса, о которых ей рассказал Питер. Джеймс Брюстер предполагает, что Кэтрин Клей совершила самоубийство. И ему очень удобно теперь переключиться на Филиппину, которую он в воскресенье назвал хорошей, а теперь замечательной.
— Мне казалось, миссис Саттон начала дело с травами ещё до появления Филиппины, — быстро сказала Фредерика.
— Да, начала, но она стара и устала. Нужен был кто-то вроде Филиппины... — он остановился посреди фразы и неожиданно повернулся к Фредерике. Она шла, не замечая, что толпа редеет: белые платья растворялись в темноте, гул голосов и взрывы смеха слышались теперь издалека. И в тот момент, как Джеймс Брюстер повернулся к ней и она ощутила на лице его дыхание, Фредерика поняла, что они совсем одни.
Она собралась с силами и попыталась оттолкнуть его.
— Послушайте, Фредерика, не отказывайтесь от любви... — он держал её за руки и пытался привлечь к себе. Голос его звучал чувственно и убедительно.
Фредерика почувствовала себя в ловушке и отчаянно испугалась.
— Отпустите меня... немедленно...— неужели он попытается заняться с ней любовью... развратное животное... или ... Боже, он хочет убить её! Мужчина сжимал её всё сильнее. — Я закричу! — она в отчаянии выкрикнула эти слова.